Зловещие латунные тени. Ночи кровавого железа

Я перерезал веревки, стягивающие ее щиколотки. Красивые щиколотки. Раньше я не замечал, какие они красивые. А выше них все было еще красивее, прямо с ума сойти.

– Гаррет?

– Да. Верный странствующий рыцарь. Неизменно отвергаемый и оскорбляемый за желание предупредить людей, которым угрожает опасность.

– Убери руки, парень. Я о тебе наслышана. Рипли теперь выводили на улицу, но Уинчелл не сдавался, хотя Шустер и Шип уже накинули ему на голову мешок и скрутили руки. Рипли и Уинчелл были не в полицейской форме. Жалованье позволяло им одеваться, как состоятельным горожанам. Поэтому я с некоторым удивлением увидел, что Уинчелл повязал вместо пояса толстую веревку.

– Я о себе тоже наслышан. Иногда в этих рассказах я себя не узнаю. Что ты слышала? Очевидно, что я не подарок.

Шипу, Шустеру и их команде удалось повалить Уинчелла и натянуть на него мешок. Шустер старался завязать его потуже.

– Что ты подарок врагу. Ты помнишь некую Розу Тейт?

Шустер наподдал ногой по прыгающему мешку.

– Это лучше, чем клетка на колесах, – ни к кому непосредственно не обращаясь, сказал Шустер.

– А-а, снова милая Роза, – проговорил я. – Да. Позволь мне рассказать тебе о ней. Это правдивая история, и если ты знаешь Розу, то поверишь мне, а если нет, назовешь все это сказкой.

Времени было достаточно. Ребята прекрасно управлялись без меня. Чтобы заручиться вниманием слушательницы до конца рассказа, я вдруг совсем разучился развязывать и разрезать веревки. Шустер и все остальные поволокли Уинчелла к двери. Уинчелл все время корчился в мешке и ругался. Кроме него, в мешке были еще пленники. Зеленые бабочки летали и по всему подвалу, их очень смущал свет единственной свечи. Мне снова стало интересно, какое отношение ко всему этому делу имеют бабочки, может, вообще никакого. Может, это просто защитная реакция, как вонючие выделения у скунса.

В помещении остались только мы с Конфеткой, и ее, казалось, вовсе не огорчало, что я так неторопливо рассказываю о Розе Тейт. По ходу дела я стал искать ножи, которые мы видели в доме леди Гамильтон. Но мне было любопытно, откуда Конфетка знает Розу. Завершив повествование, я спросил:

– Как ты познакомилась с Розой?

– Тебе же известно обо мне все! Я знаю, ты обо мне расспрашивал. Мне сказал Гулляр.

– Я просто пытался уберечь тебя от встречи с тем типом, которого только что отсюда выволокли. Он любит кромсать на кусочки богатых девушек.

– Это я уже поняла. Наверное, я должна тебя поблагодарить за то, что ты не дал ему сожрать мою печенку.

– Поблагодари, это будет замечательно. Наконец я нашел ножи под кучей тряпья, которая служила Уинчеллу постелью. Я не хотел к ним притрагиваться, хотя считал, что, пока Уинчелл жив, от них не может быть вреда.

– Спасибо, Гаррет. Я говорю это искренне. Когда мне страшно, я начинаю язвить.

Заметили, как она увильнула от вопроса, откуда она знает Розу? Я тогда не заметил.

– Значит, у Гулляра тебе все время было жуть как страшно.

У Гулляра ее так и называли – Маленькая язва.

– Ты лишаешь себя всякой возможности добиться моего расположения, Гаррет.

Я присвистнул, как паровоз:

– Ты красивая, но я быстро остываю. Я уже начинаю думать, зачем я потерял с тобой столько времени. Твой характер уничтожает преимущества, данные тебе природой.

– У меня так всегда, Гаррет. Только дела начинают налаживаться, я сразу все порчу. Мама говорит, я прирожденная неудачница. Ладно. Я обещаю. Постараюсь. Спасибо. Ты спас мне жизнь. Что я могу для тебя сделать, кроме того, что напрашивается само собой.

В двери показался Туп и тут же вмешался:

– Что вы здесь затеяли, Гаррет?

– Ищу улики.

– Что-нибудь нашли?

– Да. Ножи. Покойник сказал, что их нужно сломать.

Туп приблизился на несколько шагов и взглянул на четыре обнаженных лезвия.

– Не опасно к ним прикасаться?

– Уинчелл и Рипли невредимы?

– Да.

– Тогда не опасно. Только не порежьтесь. Туп выругался и взял ножи.

– Я сразу же их сломаю. И вышел. Я сказал Конфетке:

– Кроме того, что напрашивается само собой, хотя оно не так напрашивается, как ты думаешь, ты можешь зайти ко мне и побеседовать с моим партнером. Он у нас мозговой центр. Он хочет тебя видеть.

– Он что, калека? Не может сам прийти?

– Он нездоров.

Я спрятал улыбку. Покойник нездоров более, чем кто-либо другой.

Мы выбрались из подвала. Конфетка болтала без умолку. Я признал себя побежденным. Я пытался представить ее Тупу, чтобы она знала, кому официально принадлежит честь ее освобождения. Это не помогло. Она продолжала трепаться, обращаясь ко мне. Тупа интересовали только ножи, он трудился весьма старательно и разломал каждый нож на четыре части.

– Об этом мы позаботились. Туп был ужасно счастлив и доволен собой. Дьявол гордился да… – подумал я.

– Лучше проверьте, не взяли ли они у того бродяги чего еще. Мы не знаем точно, что проклятие передается через ножи.

– Бродягу кремировали, и вся его одежда тоже сгорела. А теперь мы кремируем этих… Ах, да! Правильно. После того, как узнаем насчет проклятия.

– Да, после.

Конфетка не унималась. Я сказал: