Зловещий барьер. Ближайший родственник. Оса

Если возникала необходимость вмешаться, предписывалось отыскать начальника караула и потребовать унять розоволицего чужеземца, нарушающего тишину разговорами с какой-то непонятной петлей. Начальник был пренеприятным типом и имел привычку громко обсуждать вслух детали интимной жизни своих подчиненных. Стоял самый глухой час между полуночью и рассветом, время, когда больная печень начальника караула бурчала особенно громко. К тому же он, Марсин, и без того слишком часто оказывался у него ублюдочным фаплапом.

— Кончай вызывать и ложись спать, — приказал Марсин с ноткой отчаяния в голосе, — или утром я доложу дежурному офицеру о твоем неповиновении.

— Покатался бы лучше на верблюде, — посоветовал ему Лиминг. Он повернул спираль, как будто тщательно ее настраивая. — Ты меня слышишь?

— Я тебя предупредил! — не отставал Марсин, не спуская со спирали глаз.

— Сказано, фибли отсюда! — взревел Лиминг.

Марсин захлопнул глазок и отфиблил.

Естественно, Лиминг проспал — ведь он почти всю ночь провел за работой. Пробуждение было грубым и внезапным.

Дверь с грохотом распахнулась, и в камеру ворвались три охранника, за ними вошел офицер. Пленника без всяких церемоний стащили со скамьи, раздели и совершенно голым вытолкали в коридор. Пока охранники обыскивали его одежду, офицер слонялся по камере, наблюдая за ними. «Вылитый педик», — решил Лиминг.

Ничего не обнаружив в одежде, они стали обыскивать камеру. Один из них сразу же нашел петлю на подставке и отдал ее офицеру. Тот взял ее так осторожно, как будто это был букет, в котором могла оказаться бомба.

Другой охранник наткнулся на вторую деревяшку, отфутболил ее в сторону и позабыл о ней. Оттащив скамью от стенки, они заглянули за нее, но перевернуть и поискать под ней не сообразили. Тем не менее, их долгая возня со скамьей начала действовать Лимиту на нервы, и он решил, что пора прогуляться. Нисколько не смущаясь своей наготы, он прошествовал по коридору.

Офицер издал яростный рев и напустил на него охранника. Тот так и вылетел из камеры, голося, чтобы Лиминг остановился. На шум из-за угла коридора появился четвертый охранник и угрожающе поднял ружье. Лиминг повернулся и ретировался.

Подойдя к офицеру, который вышел из камеры и уже кипел от злости, он остановился, принял скромную позу и сказал:

— Взгляните — «Сентябрьское утро».

Для офицера это был пустой звук.

Размахивай петлей, он подпрыгнул от ярости и заорал:

— Это что такое?

— Моя собственность, — с неприкрытым достоинством заявил Лиминг.

— Вы не имеете права ни на какую собственность. Военнопленным не разрешается ничего иметь при себе.

— Кто это сказал?

— Это я вам говорю! — довольно злобно ответил педик.

— А кто вы собственно такой? — поинтересовался Лиминг, демонстрируя чисто научный интерес.

— Клянусь Великим Голубым Солнцем, вы еще узнаете, кто я такой! Стража, взять его в камеру и…

— Вы здесь не начальник, — перебил его Лиминг с наглой самоуверенностью. — Здесь все решает комендант. Тут мы с ним заодно. Если не верите, пойдите и спросите его.

Охранники мешкали в явной нерешительности. Они единодушно отдали всю инициативу офицеру. Но герой что-то утратил свой пыл Недоверчиво уставившись на узника, он колебался.

— Вы что же, утверждаете, что комендант позволил вам держать при себе этот предмет?

— Я говорю, что он не возражал. Значит, и вы не можете возражать. Катитесь-ка в свой свинарник и не старайтесь перепрыгнуть через голову начальства.

— Свинарник? Это еще что такое?

— Не ваше дело.

— Я справлюсь у коменданта.

Утратив спесь и уверенность, офицер повернулся к охранникам.

— Возвратите его обратно в камеру и пусть ему принесут обычный завтрак.

— Надеюсь, мне вернут мою собственность, энк? — напомнил Лиминг.

— Не раньше, чем я увижусь с комендантом.

Охранники затолкали его в камеру. Он оделся.

Прибыл завтрак — обычная миска размазни. Он обругал стражников за то, что ему не принесли яичницу с беконом, и сделал это нарочно, с дальним прицелом. Демонстрация самоуверенности и некоторой агрессивности была необходимым условием для продолжения игры.

Учитель почему-то не явился, так что Лиминг провел все утро, шлифуя по книгам беглость речи. Днем его выпустили во двор, и он, смешавшись с толпой, не смог обнаружить признаков какой-то особой слежки.

Его знакомый прошептал:

— Мне удалось стащить еще моток проволоки. Я его захватил с собой на тот случай, если он тебе понадобится. — Он сунул проволоку Лимиту и, убедившись, что она исчезла в его кармане, добавил: — Это все, что я сумел достать. Больше не проси. Нельзя слишком часто испытывать судьбу.

— В чем дело? Это становится опасным? Тебя подозревают?