Зловещий барьер

– Ничто – пока вы что-нибудь не копнете! – возразил Лиминггон. – В свете того, что уже произошло, у меня есть серьезные подозрения. Как вы и опасались, Бич стал в нашем списке двадцатым, – если, конечно, не попал в число тех немногих, кому удалось спастись. Ему заткнули рот прежде, чем вы успели до него добраться, – точно так же, как поступили со всеми остальными. Мне это не нравится.

– Может, вы и правы, сэр, только…

– Грэхем, я повторяю еще более решительно: если вы наткнетесь на какую-то связь между этим фейерверком и делом, которое вы расследуете, сразу же прекращайте розыски и безотлагательно сообщите мне.

– Хорошо, сэр.

– Если связь подтвердится, мы призовем к решению загадки лучшие умы державы. – Голос полковника прервался, потом зазвучал снова. – А сами-то вы как расцениваете ситуацию?

Грэхем был в нерешительности. Он знал, что так же далек от истины, как и в самом начале, но не мог избавиться от странного, безотчетного чувства, которое преследовало его со времени гибели Мейо. Казалось бы, смешно придавать значение ощущениям, которые, несмотря на силу и неотвязность, продолжали оставаться смутными и неуловимыми. Не было ли это чувство сродни тем подозрениям, которые заставили его пуститься в погоню неизвестно за чем? Не связаны ли эти психические сигналы с его интуицией сыщика? Что это – ключ к разгадке или пустое суеверие? А может быть, просто нервы пошаливают?

Наконец, приняв решение, он заговорил неторопливо и осторожно:

– Шеф, у меня по-прежнему нет ни малейшей идеи, что за всем этим кроется, но мне кажется, что иногда говорить на эту тему – опасно. – Тут ему пришла в голову мысль, и он добавил: – Похоже, что иногда опасно даже думать об этом.

– Что за чушь! – насмешливо воскликнул Лимингтон. – Настоящих телепатов не бывает, а гипноз сильно переоценивают. К тому же пока еще никто не создал приборов, которые могли бы засечь чьи-то тайные мысли. Да и как, черт побери, можно вести расследование, не думая?

– В том-то все и дело, что никак, – сухо ответил Грэхем. – Поэтому мне и приходится рисковать.

– Вы что, серьезно?

– Более чем! Я полагаю, – а вернее – чувствую, что временами эти вещи можно обмозговывать совершенно спокойно и с пользой для дела. Но я столь же определенно чувствую, что иногда наступают какие-то непонятные мгновения, когда задумываться о них значило бы самому подставить себя под удар. А почему я так чувствую – и сам не могу объяснить. Может, я просто сдурел, только чем глубже я в это дело влезаю, тем больше ценю свою дурость.

– Почему?

– Да потому что я пока еще твердо держусь на ногах, а другие их давно уже протянули.

Грэхем повесил трубку. В глазах у него горел странный огонек. Почему-то он знал, что правильно оценивает грозящую ему опасность. Он должен пойти на риск, неимоверный риск, выступив против сил, совершенно неизвестных и поэтому особенно грозных. Неусыпная бдительность – вот нереальная цена свободы. И если ему, как и Уэббу, суждено пасть в тщетном усилили заплатить эту цену, что ж, так тому и быть!

Шеф полиции Корбетт наконец нашел того, кого искал на верхнем этаже битком набитой Центральной больницы. По словам раненого получалось, что из трех тысяч уцелевших, извлеченных из-под развалин Силвер Сити, он был единственным, кто работал на заводе Нэшнл Кэмера.

Пострадавший был забинтован с головы до пят, даже глаз не было видно. Свободным оставался только рот. В палате стоял сильный запах дубильной кислоты – немое свидетельство того, что несчастный получил обширные ожоги. Грэхем присел с одной стороны койки, Корбетт – с другой.

– Пять минут, не больше! – предупредила усталая сиделка. – Он очень слаб, но может продержаться, если дать ему шанс.

Приблизив губы и закрытому повязкой уху, Грэхем спросил:

– Что же все-таки взорвалось?

– Резервуары, – послышался слабый шепот.

– Нитрат серебра? – Грэхем постарался, чтобы в вопросе прозвучало недоверие.

– Да

– Как вы это объясните?

– Никак. – Он провел распухшим языком, бледным и пересохшим, по марлевой бахроме, окаймлявшей обожженные губы.

– Где вы работали? – тихо спросил Грэхем.

– В лаборатории.

– Занимались исследованиями?

– Да.

Грэхем со значением взглянул на Корбетта, который внимательно прислушивался к разговору, потом обратился ж человеку на койке:

– Над чем вы работали, когда произошла катастрофа?

Ответа не последовало. Рот под бинтами плотно сжался, дыхание стало совсем неслышным. Встревоженный Корбетт вызвал сиделку.

Девушка примчалась и захлопотала над пациентом.

– С ним все в порядке. У вас еще две минуты. – Она тут же убежала. От долгого дежурства лицо ее побледнело и осунулось.

Грэхем еще раз задал вопрос – снова молчание. Нахмурившись, он дал Корбетту знак вступить в разговор.

– С вами говорит Корбетт, начальник полиции Бойсе, – сурово изрек тот.