На дороге царила тишина, и мы ясно слышали приближающиеся шаги полисмена. Смит все смотрел в дыру в заборе, пока полицейский не поравнялся с ним. Смит спросил:
— Скажите, констебль, этот участок земли идет до самой деревни?
Полицейский, который рад был возможности поговорить, с готовностью остановился, засунув большие пальцы рук за ремень.
— Да, сэр. Говорят, что скоро проведут три новые дороги отсюда до холма.
— Здесь, должно быть, раздолье бродягам?
— Я иногда видел некоторых подозрительных субъектов. Но после наступления темноты здесь может спрятаться целая армия и никто не узнает.
— А часто происходят кражи со взломом в прилегающих домах?
— О нет. Любимое занятие бродяг в этих местах — это стащить бутылку молока или батон хлеба сразу после того, как они доставляются к дверям булочником и молочником. В последние дни это происходит особенно часто. Моему сменщику даны специальные указания быть особенно бдительным по утрам! — Полицейский широко улыбнулся. — Даже если он и поймает кого-нибудь, то на мелочи, а не по-крупному.
— Не скажите, — рассеянно сказал Смит. — Может быть, и нет. В такую жару, наверное, тяжело работать, не промочив горло. Доброй ночи!
— Доброй ночи, сэр, — ответил констебль, получив полкроны, — спасибо вам.
Смит смотрел ему вслед, задумчиво потягивая себя за мочку уха.
— Не знаю, может быть, это будет и крупное дело, — пробормотал он. — Пойдем, Петри.
Он не сказал больше ни слова, пока мы не подошли к воротам Мейпл-коттеджа, где стоял полицейский в штатском, явно ожидая Смита.
— Вы нашли подходящее место для укрытия? — быстро спросил мой друг.
— Да, сэр, — был ответ. — Здесь мой напарник, Кент. Заметьте, что его отсюда не видно.
— Не видно, — согласился Смит, вглядываясь в окружающую местность. — Действительно не видно. Где он?
— За разбитой стеной, — объяснил тот, показывая. — Через вон те заросли плюща ясно просматривается входная дверь коттеджа.
— Хорошо. Будьте внимательны. Если ко мне придет посыльный, его нужно перехватить, как вы понимаете. Никто не должен нас беспокоить. Вы узнаете посыльного. Это будет один из ваших парней. Если он придет — прокричите три раза криком совы.
Мы прошли к крыльцу коттеджа. В ответ на звонок Смита вышел Джеймс Веймаут, который, видимо, почувствовал большое облегчение при нашем приходе.
— Первым делом, — быстро сказал мне мой друг, — давай-ка бегом наверх и осмотри больную.
Я последовал за Веймаутом вверх по лестнице. Его жена впустила меня в маленькую аккуратную спальню, где лежала измученная, убитая горем женщина. На нее было жалко и больно смотреть.
— Вы дали ей микстуру согласно моим указаниям? — спросил я.
Миссис Веймаут кивнула. У нее был добрый взгляд, но в ее карих глазах затаился тот самый затравленный страх, что и в голубых глазах ее мужа. Больная крепко спала. Я шепотом дал некоторые указания верной сиделке и спустился в гостиную. Ночь была теплая. Веймаут курил, сидя у открытого окна. В тусклом свете настольной лампы он казался разительно похожим на своего брата, и какое-то мгновение я стоял у подножия лестницы, едва веря своим глазам. Затем он повернулся ко мне, и иллюзия пропала.
— Как вы думаете, доктор, она не может проснуться? — спросил он.
— Думаю, что нет, — ответил я.
Найланд Смит стоял на коврике у камина, нервно раскачиваясь на упругих ногах. В комнате плавали густые клубы табачного дыма: Смит тоже беспрерывно курил.
Каждые пять-десять минут его обгорелая трубка тухла (я никогда не видел, чтобы он чистил ее). Мне кажется, Смит тратил больше спичек, чем любой другой курильщик, и он неизменно носил три коробка в разных карманах своей одежды.
Привычка к табаку заразительна, и я, усевшись в кресло, тоже закурил сигарету. Для томительного ночного бдения я приготовил кипу черновых записок, блокнот и авторучку и теперь продолжал записывать свое повествование о деле Фу Манчи.
На Мейпл-коттедж пала тишина. За исключением прерывистых вздохов ветра, шелестевших сквозь нависшую над нами листву кедров, да беспрестанного чирканья спичек Смита, ничто не мешало мне писать. Однако работа не шла. Между моим разумом и главой, над которой я трудился, упрямо вклинивалась одна фраза, как если бы невидимая рука держала написанное прямо у меня перед глазами, а именно: «Представь себе человека, высокого, худощавого, с кошачьими повадками, сутулыми плечами, со лбом, как у Шекспира, и лицом сатаны, выбритым черепом и продолговатыми завораживающими глазами, зелеными, как у кошки. Вложи в него все жестокое коварство народов Востока, собранное в одном гигантском интеллекте…»
Доктор Фу Манчи! Фу Манчи, как его описал Смит той ночью, которая теперь казалась такой далекой, ночью, когда я узнал о существовании странного демонического существа.
Когда Смит в девятый или десятый раз выколачивал свою трубку о каминную решетку, в кухне прокуковали часы с кукушкой.
— Два, — сказал Джеймс Веймаут.
Я прекратил работу и положил записки и блокнот в свою сумку. Веймаут подкрутил лампу, которая начинала чадить.