Скюдери изо всех сил старалась успокоить бедную старуху, уверяя, что ничего дурного не случилось и что они, вероятно, все узнают из брошенной в карету записки. С этими словами она развернула бумажку и прочла:
«Мне грозит неминуемая погибель, которую можете предотвратить лишь вы одни. Умоляю вас, как только может умолять свою мать преданный, нежно любящий сын: верните Кардильяку ожерелье и браслеты – под предлогом необходимой переделки, починки или чего хотите. От этого зависит ваше благосостояние и сама жизнь. Если вы не сделаете этого до послезавтра, то я явлюсь к вам в дом и убью себя на ваших глазах!»
– Ну, – сказала Скюдери, окончив чтение, – теперь ясно, что если этот загадочный человек и принадлежит к шайке злодеев и убийц, то против меня по крайней мере он не имеет никакого дурного умысла. Если бы ему удалось поговорить со мной в ту ночь! Теперь же я вынуждена теряться в догадках, что все это значит. Но в любом случае, что бы там ни было, я исполню его просьбу. Я сама буду рада избавиться от этого убора, который кажется мне каким-то дьявольским талисманом, постоянно приносящим несчастье. Кардильяк же, получив его обратно, уже, конечно, не так легко выпустит из рук.
Скюдери на следующий же день хотела отправиться с бриллиантами к старому ювелиру. Но, как назло, с самого утра ее осаждали литераторы всего Парижа, приходившие к ней кто со стихами, кто с трагедией, кто с интересным анекдотом. Едва успел окончить чтение трагедии Лашапель, глубоко уверенный, что ничего подобного не написал бы даже Расин, как Расин сам внезапно появился в дверях и уничтожил соперника патетическим монологом какого-то короля. А там Буало начал блистать остроумием, осмеивая всех подряд.
После полудня Скюдери должна была ехать к герцогине де Монтансье – таким образом, посещение Кардильяка пришлось отложить до следующего утра. Страшное беспокойство тяготило все это время ее душу. Образ молодого человека постоянно возникал перед ее глазами, и какое-то смутное воспоминание подсказывало ей, что она уже видела эти черты. Ночью она несколько раз с испугом просыпалась под гнетом неотвязной мысли, что она слишком легкомысленно поступила, отказав в помощи несчастному, взывавшему к ней о спасении, и ей все казалось, что самой судьбой ей было уготовано предупредить беду и открыть ужасное преступление. Едва занялось утро, она быстро встала, оделась и, захватив с собой ящичек, немедленно отправилась к Кардильяку.
Приехав на Никезскую улицу, где жил Кардильяк, Скюдери увидела громадные толпы народа, бежавшие со всех сторон к дому ювелира. Слышались крики, брань, шум. Полиция с трудом сдерживала любопытных, старавшихся проникнуть в дом. Угрожающие восклицания: «Смерть! Смерть убийце! На куски его!» – слышались в волнующейся толпе. Наконец показался Дегрэ с отрядом стражи, перед которым толпа немедленно расступилась. Двери дома отворились, и из них жандармы почти вынесли на руках бледного, скованного по рукам и ногам молодого человека, которого толпа встретила взрывом грозных проклятий и ругательств. В ту же минуту чей-то отчаянный пронзительный вопль долетел до слуха перепуганной и подавленной каким-то дурным предчувствием Скюдери.
– Вперед! Скорее вперед! – крикнула она вне себя кучеру, который сумел наконец проехать, никого не задев, сквозь несметную толпу и остановился рядом с самыми дверьми дома Кардильяка.
Скюдери увидела Дегрэ и перед ним на коленях хорошенькую девушку с рассыпавшимися по плечам волосами, полуодетую, с печатью отчаяния на лице. Обнимая его колени, она кричала пронзительным голосом:
– Он не виновен! Не виновен!
Напрасно Дегрэ и его люди старались поднять ее с земли. Наконец, высокий, сильный жандарм, схватив несчастную огромной рукой, оторвал ее от Дегрэ и с такой силой толкнул в сторону, что она без чувств упала на каменную мостовую. Тут Скюдери не могла уже более выдержать.
– Ради самого Создателя, что случилось? – воскликнула она и, отворив сильным движением руки дверцу кареты, выпрыгнула на улицу.
Толпа с уважением расступилась перед ней, между тем как две каких-то сострадательных женщины, подняв несчастную девушку, усадили ее на ступеньки крыльца и, стараясь привести в чувство, стали тереть ей лоб и виски спиртом. Скюдери, приблизившись к Дегрэ, повторила свой вопрос.
– Ужасное происшествие! – ответил Дегрэ. – Сегодня утром Кардильяка нашли убитым. Он умер от удара кинжалом. Убийца – его собственный подмастерье Оливье Брюссон, и мы сейчас ведем его в тюрьму.
– А девушка! Кто она? – спросила Скюдери.
– Это Мадлен, дочь Кардильяка. Злодей был ее любовником. Вон она и плачет, уверяя, что Оливье не виновен, но ей наверняка что-нибудь известно, а потому я и ее отправлю в тюрьму.