— Нет, повелитель. — покачал головой главнопоп. — Ибо сказано было: «Судимый в своей судьбе не властен».
Хотя первое время после суда над Яваном Звезды Сосчитавшим он и бесился по поводу чересчур мягкого, с его точки зрения, приговора, очень быстро отошел, и даже, как доносили соглядатаи, высказался в том ключе, что царь-то может и прав, что не сделал из еретика мученика, а упек туда, где о нем через год никто и не вспомнит.
— Что же, тогда приступай, брат Люкава. — распорядился я. — Раздай Владетельным бобы белые и черные.
— А если кто-то не проголосует? — поинтересовалась Валисса, получая свои «бюллетени для голосования». — Или положит оба боба?
— Ну, видимо такой человек не исполняет своих, богами заповеданных обязанностей члена Совета. — я пожал плечами. — Следовательно, из числа Владетельных должен быть выгнан с позором, и от Церкви нашей — с анафемой.
Йожадату с интересом покосился в мою сторону. Кажется, я только что пополнил его личную коллекцию подлежащих искоренению грехов.
Остальные присутствующие намек уловили тоже.
Голосование прошло без эксцессов — задорно даже, с огоньком. Князья к такому виду волеизъявления отнеслись, действительно, как к забаве, громко и охотно комментируя происходящее, и отпуская по этому поводу шутки-прибаутки. А уж когда стали голоса считать…
— Вот, — произнес владетель Эшпани, когда Люкава начал, один за другим, выкладывать бобы из кувшина на специально принесенный в центр зала столик, — примерно так, досточтимые, мы и проект нового одеона в столице выбирали. Только тогда мне голосование больше понравилось.
— Это отчего же, князь Триур? — искренне удивился я.
— А казне прибытка было не в пример больше. — флегматично отозвался казначей.
Против предложения проголосовало лишь пятеро. Ну, двое-то, это нетрудно докумекать, кто. А остальные-то чего так, интересно? Вроде бы, чем меньше Владетельных, тем для оставшихся возможностей больше открывается, да и экс «полутораголосые» Арцуд с Шедадом теперь не считаются статусом повыше, чем остальные… А могли бы и двухголосыми сейчас стать, отклони мое предложение совет.
Впрочем — не срослось у моих министров двора и капстроительства повыше взлететь. Теперь и право верховного суда в двух княжествах короне перешло, и чиновники там отныне только государственные, и дружины роспуску подлежат… Очень такие вещи централизации власти способствуют, знаете ли.
Зато князьям достались деньги.
Правда к каким царским провинциям эти два, расположенные по обе стороны гор, удела прирезать (а Аршакия, с остальных сторон и вовсе княжескими землями окружена) — бог весть.
— Ну что же, царь решил, Владетельные приговорили. — подытожил я. — Брат Люкава, подготовь к завтрашнему дню указ. А вас, князья — вижу, вижу что утомились уже все, но прошу повременить и дать мне один совет.
Не скажу, что осчастливил окружающих, но, как минимум, заинтересовал.
— Как все понимают, в Ашшории теперь свободно место главного министра. Есть у меня на эту должность один кандидат, но хотелось бы услышать ваше мнение.
— И кто ше это, гошудай? — прямо, без экивоков, спросил Тонай Старый. — Неушто княщь Эшпани?
— Нет слов, никто не заслужил права стать Главным министром, как князь Триур. Заслуги его неоспоримы — даже во времена междуцарствия, когда наместники придерживали налоги и не отправляли их вовремя в Аарту, да, даже тогда он, как минимум, полные отчеты о сборах получал, и лишь благодаря его трудам ничего из собранного не разворовали. — ответил я. — За что честь ему, хвала, и указ о присвоении ордена, который вчера я, кстати, подписал. Но именно потому я и хочу, чтобы и впредь он занимал место казначея, потому как второго такого как он в нашем государстве не сыскать.
— Лестные слова, повелитель. — отозвался Триур, ничуть, судя по внешнему виду, не расстроенный. — Однако кого же вы желаете видеть на столь ответственном месте? Это должен быть опытный в управлении человек.
— О, он не только опытен. Наместник Аарты и Ежиного удела, — да, Валараш уже неделю как закончил процедуру слияния провинциальной и столичной бюрократии, сдал дела и теперь занимался исключительно вопросами колонизации и нового монастыря, — князь Штарпен из Когтистых Свиней еще и жителями вверенных ему земель любим да уважаем. Сам в трактире слыхал.
— Кандидат доштойный, повелитель. — высказался Тонай Старый, когда повисшее в зале Совета молчание начало переходить границы допустимого. — Я бы одобрил.
В общем сейм выкрикнул мне «виват», на том заседание Совета и закончили.
Оно и слава Солнцу — пока сидели дождь кончился, засветило солнышко, и мне от резкой перемены погоды недужилось все больше и больше.
— Дедушка. — Утмир пристроился рядом, едва мы вышли из зала. — Прости, я очень виноват перед тобой.
— Ничего страшного. — я улыбнулся внуку. — Просто постарайся в дальнейшем свою фантазию не выпускать за пределы разумного. Она может заблудиться.