Злыднев Мир. Дилогия (СИ)

Конечно вряд ли это был результат особого расположения Мэра к своему опальному Личному Советнику. – Скорее уж слишком много нитей разных заговоров и интриг оказались в его поле зрения. И вся эта информация должна была уйти вместе с ним в могилу.

Видимо потому же, чтобы окончательно раскрутить все эти нити, и не упустить ни единого факта, его пока и оставили в живых. Когда его выводили из Дворца по тому самому коридору, он среди многочисленных трупов своих «солдат», увидал и свежее добавление в виде тел Сенаторов. Опытный взгляд ловца насчитал около шести десятков, «прибавления» в своем мертвом войске, а это составляло примерно четверть всего Сената. По каким критериям прошел отбор именно этих Сенаторов, и что будет с остальными, ему было не интересно.

Видно трупы были нужны тут во-первых для достоверности, а во-вторых…, – этот коридор сейчас мог похоронить в себе любое количество тайн. Никто и никогда не станет задавать вопросов о том что тут произошло. И даже слухи не просочатся наружу. Ни легионеров, ни слуг, ни служащих в нем во время штурма не было. Только Гвардейцы и люди Аттия Бузмы. И Гвардейцы прямо здесь, возле самых Покоев Мэра, деловито прикончили последние пять десятков дошедших до Покоев, оставив за Мэром единоличное право рассказывать «правду» о Бунте.

Странно, но смерть товарищей, резанула по сердцу Аттия Бузмы сильнее, чем крушение собственных планов и надежд. Шакалья мораль – «Держись за своих», опять дала себя знать. Хотя он их толком и не знал, но за те долгие три часа Штурма, они стали его стаей. И перспективы собственной гибели, казались мелочью по сравнению с гибелью стаи.

Однако несмотря на все разочарование, тоску и предчувствие неизбежной смерти, – стоило ему прилечь на покрытый вполне сносным тюфяком топчан, и положить голову на набитой соломой мешок, служивший тут подушкой, – он мгновенно погрузился в сон. Что было не удивительно, – в эту ночь он спал от силы пару часов. А подготовка к Штурму, уж не говоря о самом Штурме, стоила ему огромных сил. Нельзя сказать, чтобы сон его был благостным и спокойным. – Аттий Бузму мучили кошмары, он несколько раз вскрикивал, дергался и даже чуть не упал с топчана, пытаясь убежать от кого-то во сне. Но тем не менее, – сон принес ему какое-то облегчение. Когда его разбудили, в теле чувствовалась заметная бодрость, а прошедшие события воспринимались не так остро и трагично. А когда ему еще и дали поесть, – жизнь заиграла куда более яркими красками. Жаль только что каша была несколько пересоленной, как впрочем и вода, сильно отдающая вкусом океана…. Видимо в источник воды используемый тюремной кухней, просачивалась вода из Океана…. – А значит. – Промелькнуло в голове нашего героя, – Есть надежда как-то выбраться из…. Впрочем. Это вряд ли – Оборвал он сам себя. – Из этих подземелий никто никогда не выбирался. Так что не стоит расхолаживать себя наивными мечтами….

Потом прошло еще несколько часов. Довольно тоскливых. Спать больше не хотелось, а делать было нечего. Конечно Аттий Бузма первым делом подробно обследовал свою камеру и каждый, находившийся в ней предмет. В конце концов, этого требовала его честь Ловца…. Может и бывшего…, но бывших Ловцов не бывает. Увы. Шансов сломать стену, выбить дверь, или приспособить какой-либо предмет под оружие не было никаких. Стены и дверь были непробиваемые, а из всех предметов в камере был только топчан, тюфяк и подушка…. Даже миску, ложку и кружку у него забрали сразу после того как он поел. Оставалось только ждать, перечисляя по памяти, как бывало в Школьном карцере, все города вдоль побережья или караванные стоянки по пути в Коллоп, чтобы не свихнуться от безделья.

Наконец дверь вновь распахнулась, и вошедшие Гвардейцы, (а его по прежнему конвоировали и охраняли Гвардейцы), надели на него кандалы, и выведя из камеры, доставили по длинному извилистому коридору, в какую-то другую камеру.

Даже выучка Школы Ловцов, не удержали легкую дрожь, проскочившую по всему телу Аттия Бузмы, едва он увидел типичную камеру пыток, подобную той, в которой ему уже довелось побывать у Старших Братьев. Маленький дикий Эй в глубине его души дернулся и заорал что было сил, и паника испуганным зверьком начала рваться наружу. Аттий Бузма и сам не ожидал от себя такой реакции, и не сразу смог с ней справиться.

Не осталась она и незамеченной другими обитателями камеры. Прежде других, Аттий Бузма заметил трех типичных представителей палаческой профессии. Огромные, с непроницаемыми лицами людей, привыкших наблюдать нечеловеческие мучения и доставлять страшную боль. Затем, – двоих секретарей, что-то деловито пишущих в своих свитках. Был тут и Роман Растик, присланный наблюдать за допросом. И наконец последним, он заметил маленького лопоухого человечка, едва видимого из-за большого тяжелого стола, за которым он сидел.