В середине следующего дня он сидел, вглядываясь в экран своего компьютера, и тихо ругался. Он только что проиграл сделку: продал пять тысяч акций, которые он еще не купил, а эти долбаные акции вдруг пошли не вниз, а вверх. Черт, черт и еще раз черт! Макс глядел на экран и в отчаянии колотил кулаком по столу. И почему ему не пошел впрок урок, полученный накануне Рождества: в тот день, перед самым праздником, он продал с утра десять тысяч австралийских акций, быстро катившихся вниз, и сделал это в полной уверенности, что после обеда купит их назад, заработав на этом солидную прибыль; но когда, выпив за обедом две бутылки шампанского, он вернулся назад, в Австралию невозможно было пробиться даже за миллион фунтов стерлингов. Все звонили своим бабушкам, мамочкам, тетушкам, чтобы поздравить их с праздником и пожелать им счастливого Рождества, и все линии были безнадежно заняты. До конца рабочего дня на бирже он так и не сумел туда прозвониться. В конце концов плюнул и бросил свои попытки, а когда снова вышел на работу после праздника, курс этих акций подскочил. На то Рождество он принес «Мортонсу» довольно существенные убытки; Джейк Джозеф тогда рассмеялся и заявил, что если человек способен подвести черту под неудавшейся сделкой и сосредоточиться на следующей, то это признак хорошего маклера. «Но тебе надо будет в ближайшие недели возместить все эти потери, сынок. А то наш Папочка останется очень недоволен».
Макс возместил потери за десять дней. Маклером он был действительно очень хорошим.
— Макс! Тебя по первому!
— О'кей. — Он взял трубку, по-прежнему не отрывая глаз от экрана. — Макс Хэдли.
— Привет, Макс Хэдли. Это Шарлотта Уэллес.
— Шарлотта, ты где? Я не смогу сейчас с тобой говорить, у меня сделка в разгаре.
— Я в Нью-Йорке, и перестань важничать.
— До сих пор? Мне казалось, ты вчера должна была вернуться.
— Должна была. Но у дедушки случился еще один приступ. Нет, не очень серьезный, я его уже видела, но все-таки он в больнице. Бабушка очень расстроена. Мне придется тут задержаться. А кроме того, тут происходят скверные вещи. Очень скверные.
— Чем именно скверные? Шарлотта, я тебе сказал, я не могу сейчас разговаривать. Я… вот черт! Подожди минуту, не вешай трубку.
Акции внезапно скакнули вниз. Он понаблюдал за курсом минуту-другую, увидел, что они опустились еще на один пункт, потом снова взял трубку.
— Перезвони мне сегодня вечером, хорошо? Или потом, позднее? Или давай, я тебе позвоню?
— Позвони ты, — ответила она. — Как только сможешь. Я на Восьмидесятой Восточной.
Акции опять упали. Макс еще секунду-другую поколебался, но затем принял решение. Возможно, они будут падать и дальше, но рисковать он не может. Он позвонил брокеру, предложил акции на продажу, заключил сделку, потом откинулся на спинку стула, наслаждаясь таким знакомым уже ощущением сильнейшего возбуждения, удовлетворенности — одновременно и физической, и душевной. Да, Джейк прав: эта игра гораздо лучше, чем секс.
Он снова взялся за телефон.