Злые обезьяны

Славная вышла встреча. Пока брат становился похожим на меня, я становилась похожей на него, и где-то на середине этого пути мы пересеклись. И оказалось, что на самом деле любим друг друга. Так что с тех пор мы поддерживали связь, и, когда мог, он приезжал повидаться. У него был дар – появляться, когда мне нужен совет, например, о стипендии.

– А ваша мать? Вы с ней все-таки помирились?

– Нет. Я думала навестить ее, как только вернусь в Сан-Франциско. Поговорила об этом с Филом, решила, что он поддержит, но он посчитал это паршивой идеей. «Ты же знаешь, что в конце концов сцепишься с ней, Джейн. Зачем тебе это?» Я отложила на потом. Она умерла в восемьдесят седьмом году, а мы с ней так и не повидались.

– Мне жаль.

– Нет, Фил был прав. Там никакой любви не осталось, и не было смысла притворяться.

– Расскажите мне о Беркли. Какая у вас была специализация?

– Господи, вот это вопрос… О какой вы хотите услышать в первую очередь? У меня их было пять.

– Не могли определиться с выбором?

– Не думала, что мне нужно выбирать. Послушайте, люди идут в колледж в основном по двум причинам. Одни идут, чтобы научиться чему-то, я имею в виду чему-то конкретному: получить профессию или заняться делом всей жизни. Другие, вроде меня, просто ищут впечатлений. Я была одной из тех голодающих художников, которые еще в начальной школе себя убедили, что их предназначение – стать актерами, музыкантами или писателями. Для таких колледж – способ убить время, пока судьба их не настигла.

– И вы верили, что ваше предназначение… стать Нэнси Дрю с пистолетом, стреляющим молниями?

– Видите, когда вы так говорите, звучит безумно. А все было не так прямолинейно. Тогда я даже не знала, что это за организация такая, и вовсе не твердила себе: «Однажды я присоединюсь к борьбе со злом». Это было намного тоньше, просто общее настроение: мне не нужно планировать свою жизнь, потому что план уже есть, и в конце концов он для меня прояснится.

Но ждать пришлось долго. Когда через пять лет я покинула Беркли, судьба все еще меня не настигла, и вдруг оказалось, что не такая уж и хорошая идея – не учиться ничему полезному. Чтобы выжить, я в конце концов сделала то же самое, что и все голодающие художники, – взялась за работу, которую может получить даже балбес-старшеклассник: официантка, доставщица пиццы, продавец винного магазина… Назовите профессию, где не нужна квалификация и в которой нет будущего, и я, вероятно, хотя бы раз пробовала за нее взяться.

Так что я была нищей, перебиралась с одной хреновой квартирки на другую, но оставалась молодой и веселой – иногда даже слишком веселой – и все еще чувствовала себя под защитой. Но однажды оглянулась, а мне уже тридцать. И я говорила уже, что не задумывалась о своем предназначении так уж явно, но в круглые даты начинаешь размышлять о таких вещах, а в день моего тридцатилетия я сообразила, что очень-очень давно не видела свою монету. Решила, что нужно на нее посмотреть, подержать в руке, напомнить себе, ну, понимаете, что «omnes mundum facimus» – мы все создаем мир, что бы это, черт возьми, ни значило.

Но найти ее не смогла. Хотя всю квартиру вверх дном перевернула. Удивляться было нечему – столько раз переезжала, чудо, что не потеряла что-то сверх того, но я была очень расстроена. Поэтому вышла из дома и реально облажалась, а говоря короче, мой день рождения закончился полицией и поездкой на скорой.

Потом ко мне пришел Фил, и у нас был долгий разговор по душам о том, что я собираюсь делать со своей жизнью. Я никогда не рассказывала ему о монете, голосе по телефону и обо всем остальном, но он рассуждал так, как будто был в курсе: «Тебе не нужно особое приглашение, чтобы совершать добрые дела, Джейн, – сказал он. – Если ты этого хочешь, то просто иди и делай». И как только меня перестало тошнить от этих слов, они обрели огромный смысл. Так что это стало основной темой в начале моего четвертого десятка.

– Добрые дела?

– Ну, попытки. Оказалось, что все не так просто, как звучит.

Пару лет я работала в Армии Спасения и магазинах «Гудвилл», но поняла, что у меня неподходящий темперамент для благотворительности, особенно религиозной. Потом решила приобщиться к «белым воротничкам» – «Марш даймов»[8], «КАРЕ»[9], но это было попросту скучно, к тому же с офисными подковерными играми у меня задалось еще хуже, чем с благотворительностью. Тогда я вернулась к истокам и подумала, что, возможно, мне нужно работа с воспитательным или даже дисциплинарным уклоном.

– Обеспечение правопорядка?

– Да. Но тут другая проблема: чтобы стать полицейским, тюремным надзирателем или даже офицером по условно-досрочным освобождениям, нужно пройти проверку, а в моей истории были моменты – вроде того кризиса на тридцатый день рождения – которые становились камнем преткновения. Я могла рассчитывать максимум на работу охранника, но с моей точки зрения защита товара в супермаркете – это не слишком-то доброе дело.