Злые стволы

— Следователи будут. На которых это дело повесят. Только их заинтересовать надо. В конечном результате. Дай им. Много дай. Пусть землю роют на три метра вглубь! Пусть хоть раз на доброе дело потрудятся. Не верю я в несчастный случай. Не верю, что Борец мог утопнуть, как какой-нибудь слепой котенок.

— Они из каюты выбраться не могли. Они ее закрыли на задвижку, а когда перевернулись…

— Заткнись. Узнай лучше, кто в тот день где был из… ну, ты сам знаешь, из кого. У них давно на Борца зуб имелся. Он им давно дорожку перебежал. Точно узнай. До минут и метров узнай. Кто, где, когда, с кем. И если, не дай им бог, кто-нибудь в это утро отсутствовал. Или на рыбалку выезжал… Понял?

— Понял. Узнаю. А что с артельщиками?

— С какими артельщиками?

— Ну, с теми, к кому мы их посылали? Снова кого-то снаряжать?

— Никого не снаряжать. Не до артельщиков теперь. Сейчас такая возня пойдет, что дай сил на ногах устоять! Ах, Борец, ах, сволочь! Угораздило же его…

Глава 37

Отставной полковник Зубанов добивал третью бутылку водки. Не один. А, как всегда, в очень приличной компании. Ему вообще очень везло на людей. Как ни новый знакомый, так очень приличный человек. Вернее всего и чаще всего два знакомых. Сразу два. Потому что так гораздо удобнее.

— Так ты, говоришь, кто?

— Парикмахер. Я.

— Ну? А я тоже… Ну, в общем, это не важно. А кореш твой?

— Этот?

— Этот!

— Тоже парикмахер. Он.

— Ну? Тоже? И ты? И он? А я этот… Ну, в общем, пенсионер.

— Тогда следующий тост за пенсионеров!

— И за парикмахеров! Выпили, закусили, налили.

— Так вы кто?

— Парик-ма-херы.

— Как это?!

— Стрижем мы. Цирюльники мы. Понял?

— А-а. А то мне послышалось… Что вы эти. Ну, не важно… Хорошая профессия.

— Предлагаю тост.

— За парикмахеров?

— За нас. За то, что мы вот так встретились и сидим. Тут. Хорошо.

Выпили, закусили, налили.

— А я тоже могу.

— Что?

— Ну, то же, что вы.

— Что — мы?

— Ну, что вы делаете…

— Пьем.

— Нет, когда не пьем. Стричь могу. Я свою собаку стриг, пока она не подохла. Она подохла…

— Собака не человек. Собаку дурак подстрижет. А человека нет.

— Что человек, что собака. Один хрен.

— Насчет хрена — согласен. А волос разный! У собаки волос крученей.

— А я говорю, один хрен. Если собаку можешь, то и человека, как нечего делать.

— Врешь!

— Не вру. Хошь, тебя остригу. На спор.

— Счас?

— Счас! На остатки водки. Парикмахер посмотрел на бутылку. Остатки были приличные.

— Че, боишься? Или ты не парикмахер? А так только, прикидываешься.

— Я парикмахер.

— А он?

— И он парикмахер!

— Тогда чего вы боитесь?

— Мы не боимся. Только инструмента нет.

— Есть! У меня лезвие есть.

— Лезвием нельзя. Лезвием волос не выровнять.

— Выровнять! На спор. На то, что в бутылке… Или вы не парикмахеры?

— На то, что в бутылке, — давай.

Один из парикмахеров наклонил голову. Зубанов заправил ему за воротник подобранную с земли газету.

— Тебе что?

— Что?

— Тебе «молодежную» или «полубокс»?

— На твое усмотрение.

— Я люблю «полубокс».

— Тогда «полубокс»!

Зубанов вытащил из кармана обломок лезвия, примерился и пластанул клиенту половину челки. Тот слегка вздрогнул.

— Это не «полубокс».

— А что?

— Это «бокс».

— Это «полубокс»! Не мешайте мастеру… Рядом, мимо скамеек, прошел патруль милиции. И вернулся.

— Что это вы тут делаете?

— Делаем? «Полубокс».

— Эй, мужики, у вас документы есть?

— Все нормально, командир. У нас все в порядке, — примирительно сказал Зубанов. — Мы отдыхаем. Я пенсионер. А они вон парикмахеры. Ему на голову голубь… Их тут много летает. А я убираю. Скажите ему.

— А их какое дело? — вдруг спросил второй парикмахер. — Че они выступают?

— Что?! — удивились милиционеры.

— А то! — совсем расхрабрился перепивший цирюльник. — Идите себе, и все.

— Пройдемте! — предложили милиционеры.

— Куда?

— Куда надо.

— А мне туда не надо.

— Да все нормально, командир, — еще раз попытался завершить дело миром Зубанов. — Ну, перепил лишку, молотит чего ни попадя. Протрезвеет — образумится. С кем не бывает…

— Никуда я не пойду! — еще громче сказал упрямый парикмахер. — Вот им, — и показал кукиш. Ну, в общем, все дело испортил.

— Бери их и веди в машину, — приказал старшина, командовавший нарядом.

— Хрен вам! Я на автобусе, — стал вырываться парикмахер.

Его прихватили сильнее.

— Отпусти! Больно! — заорал он и вдруг извернулся и изо всей силы ударил в лицо ближнему милиционеру. Тот отшатнулся и упал. Парикмахер на не очень твердых ногах побежал в кусты.

Его дружок, быстро смекнув что почем, воровато оглянулся, пнул второго милиционера в голень и, когда тот согнулся от боли, — в лицо. И побежал в те же кусты.

— Держите третьего! — скомандовал старшина и побежал вдогонку за беглецами. — Стой! Стой, говорю!

Зубанов только ошарашено вертел во все стороны головой. Такой прыти хоть от пьяных, но мирных на вид парикмахеров он не ожидал.

— Стоять! — приказал подымающийся с земли первый милиционер, вытаскивая из кармана наручники. Его напарник не вставал. Его напарник продолжал лежать на земле.

— А я-то здесь при чем? — удивился Зубанов.

— Я сказал — стоять! — повторил милиционер. — Стоять до выяснения, — и обшарил карманы задержанного.