Злые вихри

-- А хоть-бы и такъ!.. одного желанія слишкомъ мало, надо имѣть хоть самую крохотную возможность... и вотъ я ухватываюсь за первую такую возможность. Вы ничего но понимаете, Michel, не хотите понимать, вы -- неисправимый идеалистъ. Ну, и что-жъ? Вамъ тепло, что ли, на свѣтѣ отъ вашего идеализма, котораго, вдобавокъ, никто въ васъ и не признаетъ кромѣ меня? довольны вы жизнью? вы не говорите ужъ, какъ прежде, что жизнь -- страданіе?

-- Все осталось постарому, только, вѣдь, я если помните, никогда и не ожидалъ никакой перемѣны,-- сказалъ Аникѣевъ спокойнымъ равнодушнымъ тономъ.

-- Да, но, однако, вы чего-то все ищете, вы бѣгаете за призраками счастья,-- говорила она и опять глядѣла на него грустными и нѣжными глазами:-- вѣдь, я многое о васъ знаю, я всѣ эти годы старалась какъ можно больше узнавать о васъ...

Онъ хотѣлъ сказать ей, что самое вѣрное средство узнать о немъ было -- написать ему, что со дня ихъ разлуки онъ два долгихъ года ждалъ отъ нея письма, клятвенно обѣщаннаго ею. Но онъ не сказалъ ничего этого. И онъ тоже, пока не находилъ на него «припадокъ звуковъ», умѣлъ владѣть собою и не выдавать своихъ чувствъ и мыслей. Только этому онъ и научился какъ слѣдуетъ отъ жизни.

-- Вы надолго?-- спрашивала Алина.

-- Развѣ я когда-нибудь могу отвѣтить на такой вопросъ; я усталъ путешествовать, усталъ скучать въ деревнѣ, пріѣхалъ сюда, взялъ квартиру на годъ, а что будетъ дальше, не знаю.

-- Что-жъ, миръ и старая дружба? Пріѣдете? Когда? Будемъ говорить обо всемъ... пріѣзжайте завтра обѣдать, а теперь -- отойдите.

Все это было сказано такъ, какъ только можетъ сказать женщина, навѣрное знающая, что ей ни въ чемъ не будетъ отказа.

И отказа не послѣдовало. Онъ отвѣтилъ: «хорошо» -- и послушно отошелъ.

Его взглядъ встрѣтился со взглядомъ графа Ильинскаго; но ему некогда было удивляться тому выраженію, съ какимъ глядѣлъ на него этотъ молодой человѣкъ. Притомъ же все это было очень мгновенно: мелькнула и коснулась чуткихъ нервовъ «артиста» направленная на него изъ чужихъ глазъ злоба -- и только.

Такое ощущеніе было ему давно и хорошо знакомо; онъ испытывалъ его почти всегда въ людныхъ собраніяхъ, гдѣ приходилось сталкиваться со знакомыми и полузнакомыми. Поэтому онъ и не любилъ большихъ собраній, поэтому многіе и считали его за мрачнаго нелюдима, за человѣка съ тяжелымъ, непріятнымъ характеромъ, и когда кто-нибудь изъ близкихъ его пріятелей увѣрялъ, что онъ въ сущности крайне добръ, способенъ на дѣтскую экспансивность и веселость -- этому не хотѣли вѣрить.

Вообще, сталкиваясь съ новыми людьми, онъ почти всегда возбуждалъ къ себѣ внезапную симпатію или антипатію,-- средины не бывало. Антипатія оказывалась несравненно чаще, и онъ всякій разъ это безошибочно и болѣзненно чувствовалъ. Но и помимо того, его чуткость, особенно въ тѣ дни, когда онъ былъ «музыкально» настроенъ, до и послѣ «припадка звуковъ», оказывалась совсѣмъ необыкновенной.

Находясь въ театральной или концертной залѣ, въ многолюдномъ обществѣ, онъ очень быстро выходилъ изъ своего обычнаго спокойнаго состоянія, ощущалъ на себѣ вліяніе окружавшей его толпы, превращался въ какую-то губку, невольно вбиравшую въ себя чужія ощущенія.

Такое свойство, особенно съ тѣхъ поръ, какъ онъ его созналъ и даже нерѣдко анализировалъ,-- очень быстро его опьяняло, утомляло, доводило до мучительнаго раздраженія. Онъ возвращался домой разбитымъ, съ тяжелой головою, какъ послѣ долгой попойки, и только мало-по-малу приходилъ въ себя, освобождался отъ незримыхъ бактерій, попавшихъ въ него изъ чужихъ организмовъ.

Конечно, онъ никому не разсказывалъ о такихъ своихъ странностяхъ,-- вѣдь, и такъ уже многіе, даже иногда самые близкіе ему люди, почему-то склонны были считать его «фокусникомъ» и не довѣрять его искренности, тогда какъ именно искренность, доходившая до наивности, была отъ юныхъ дней его отличительнымъ качествомъ или недостаткомъ...

Не будь Аникѣевъ такъ поглощенъ теперь подробностями своей встрѣчи съ Алиной, онъ больше бы обратилъ вниманія на графа Ильинскаго, такъ какъ давно ему не случалось внезапно, и безо всякаго со своей стороны желанія создать себѣ такого врага. Этотъ важный, изящный молодой человѣкъ съ перваго взгляда почувствовалъ къ разсѣянному «артисту» самую рѣшительную злобу.

Графъ Ильинскій, несмотря на свою молодость,-- ему было всего лѣтъ двадцать семь или восемь,-- уже начиналъ имѣть въ обществѣ и въ служебномъ мірѣ значеніе, возроставшее съ каждымъ годомъ. О немъ говорили, какъ о человѣкѣ, предназначенномъ для крупной карьеры. Ни способностей, ни знаній, ни трудолюбія у него не было; но за нимъ числились самыя важныя качества: полезное родство и связи, умѣнье красиво говорить пріятнымъ голосомъ, умѣнье устраивать и поддерживать отношенія съ нужными ему людьми, отсутствіе какихъ-либо «нравственныхъ предразсудковъ», всепобѣждающая наглость и, наконецъ, мстительная зависть ко всему, что такъ или иначе, выдѣлялось изъ сѣрой посредственности.

Съ такими качествами ему, конечно, была открыта гладкая, удобная дорога, которая обѣщала привести его очень далеко и высоко.