Злые вихри

Она повела однимъ глазомъ въ самыя опасныя мста -- и увидла, что вс какъ бы парализованы, вс подъ обаяніемъ этихъ необычныхъ, чудныхъ звуковъ...

«Enfin c'est un vrai artiste!» -- ршила она, забыла свою тревогу -- и слушала.

Исходящій изъ глубины бездны голосъ сверкающими мрачнымътогнемъ звуками убждалъ:

Неизбжный законъ -- сладострастье...
Для земного, мгновеннаго счастья
Онъ природою мудрою данъ;
Въ этомъ мір безплодныхъ стремленій,
Сновъ прекрасныхъ и злыхъ пробужденій
          Все иное -- обманъ!
Пусть на дн этой чаши лишь тлнье --
Изъ нея ароматъ наслажденья,
Къ ней припавъ, не смущаясь ты пей.
Пусть полна она грязи и яда.
Но краса вся и неба и ада
          Отразилась лишь въ ней!...

Послдній звукъ, замеръ, слившись съ оглушительнымъ, торжествующимъ аккордомъ... Аникевъ поднялся будто выросшій, съ блднымъ, какъ слоновая кость, лицомъ и сверкавшими, лучистыми глазами. Нсколько мгновеній въ огромной гостиной стояло полное молчаніе. Никто еще не пришелъ въ себя, не шевельнулся.

-- Вотъ такъ пніе! Вотъ музыка!-- первый произнесъ сановный меломанъ, совершенно вышедшій изъ своей полудремоты.-- Давно ужъ я не испытывалъ такого художественнаго удовольствія!-- прибавилъ онъ тише, обращаясь къ «la b^ete», оказавшемуся его сосдомъ.

Потомъ онъ невольно, прежнимъ привычнымъ движеніемъ, поднялъ руки и громко ими хлопнулъ. Въ нсколькихъ мстахъ гостиной раздались и тутъ же прилично смолкли рукоплесканія.

Наталья Порфирьевна окинула всхъ взглядомъ, приподнялась и подошла къ Аникеву съ протянутой рукою.

-- Спасибо вамъ, Михаилъ Александровичъ,-- громко сказала она, пожимая ему руку:-- вы, кажется, никогда еще такъ дивно не пли!

Она подвела его къ только что покинутой ею дам, дотронулась до кресла, приглашая его ссть, и затмъ сдлала общій обходъ гостиной.

-- Оuі, c'est bean!-- говорила она то тамъ, то здсь.-- Это необыкновенно хорошо... Онъ истинный артистъ, un grand artiste... И онъ иметъ право кой о чемъ забыть и слушаться только своего вдохновенія...

Эти слова, а главное, ихъ тонъ, объявляли всмъ, что ничего компрометантнаго не случилось, и что позволительно только восхищаться.

IV.

-- Я подумала о томъ, какое бы удовольствіе доставлялъ такой вашъ талантъ Софь Михайловн,-- сказала дама, опуская свое рукодлье и останавливая на Аникев ласковый взглядъ большихъ, спокойныхъ глазъ.

-- Да, ваше--ство, моя мать очень заботилась о томъ, чтобы я сдлалъ изъ моихъ музыкальныхъ способностей все, что можно... вдь, это ея наслдство,-- отвтилъ Аникевъ.

Онъ уже очнулся отъ припадка вдохновенія и владлъ собою. Весь его внутренній міръ, еще за минуту кипвшій и наплывавшій: на него со всхъ сторонъ, внезапно заснулъ, исчезъ, будто его никогда и не бывало. Только легкое и довольно пріятное утомленіе чувствовалось въ тл.

Вспомнилось далекое время, когда мать давала первые уроки музыки, когда онъ такъ любилъ тихими вечерами слушать ея пніе. Матери давно нтъ, она забыта, а ужъ особенно въ этомъ «большомъ свт», гд такъ скоро все забывается. И вотъ ее вспомнили!

Его собесдница прочла и почувствовала въ его глазахъ благодарность.

-- Софья Михайловна чудесно пла,-- отозвалась она на эту благодарность.-- Я какъ теперь помню... она часто бывала у насъ до своего замужества, когда мы были еще дтьми, да и потомъ, прізжая въ Петербургъ... Мы съ сестрой ее очень, очень любили!.. И нельзя было не любить ее... Мы были такъ поражены ея слишкомъ ранней кончиной... Вдь, вы не одни? Elle nous parlait de ses enfants...

-- У меня есть и братья, и сестры, ваше--ство.

-- Гд же они?

-- Всхъ насъ вырвали изъ родного гнзда и разметали по свту злью вихри.

-- Злые вихри!-- тихо повторила она,-- Васъ они, должно быть, далеко теперь носили! Нсколько лтъ не слыхали мы вашего пнія...

Аникевъ сказалъ сколько, было надо о своихъ далекихъ путешествіяхъ, о своей деревенской жизни. Его слушали съ живымъ интересомъ, глядли на него съ очевидной добротой и симпатіей. Наталья Порфирьевна долго не прерывала этой бесды и была ею довольна.

Наконецъ, она ршила, что ея «артистъ», по крайней мр, на сей вечеръ, достаточно реабилитированъ, а потому подошла именно въ то мгновеніе, когда порвалась нить разговора. Аникевъ почтительно уступилъ ей свое кресло и, сдлавъ нсколько шаговъ, оказался рядомъ съ княземъ Вово, который шепнулъ, ему, крпко сжавъ его руку.

-- Ну, Мишенька, удружилъ! je sms dans les nues! Ужъ какъ ты тамъ себ хочешь, а заберусь я къ теб завтра же на весь вечеръ -- и пой! Знаешь, что мн сейчасъ одна дама сказала? Отъ такого пнія, говоритъ, и святая можетъ стать великой гршницей... Угадай кто?

-- Это все равно,-- улыбаясь, отвтилъ Аникевъ:-- вотъ если бъ она сказала, что великая гршница можетъ стать святою -- тогда стоило бы еще потрудиться...