Читаем Злые вихри полностью

Со всѣхъ ногъ кинулась Саша въ "лютшія" комнаты и была вознаграждена за всѣ терзанія. Она прямо очутилась передъ Ниной, только что умывшейся и расчесывавшей свои великолѣпные, блѣдные и блестящіе какъ шелкъ волосы. Саша не только на-яву, но и во снѣ никогда не видала такихъ волосъ, такихъ синихъ глазъ, такого хорошенькаго, ласковаго лица и такихъ нѣжныхъ ручекъ, какъ у этой барышни. Она остановилась совсѣмъ очарованная и стояла, блаженно улыбаясь во весь ротъ, показывая всѣ свои бѣлые, еще деревенскіе зубы.

Черезъ двѣ-три минуты она влетѣла въ кухню и, запыхавшись, шептала:

-- Ну, Генріетта Богдановна, пожалуйте скорѣе кофію... Барышня-то какая! раскрасавица, волосы-то что, твой ленъ, длинные-длинные... ну, ужъ и барышня! Только малю-ю-сенькая... ручки, вотъ! Нарядная-пренарядная... Кофію-то пожалуйте!

-- Бери подносъ,-- степенно отозвалась Генріетта Богдановна,

На подносъ, поданный Сашей, она поставила кофейникъ, двѣ чашки, молочникъ съ синеватыми "сливками" и проволочную корзиночку съ крендельками. Саша торжественно понесла все это, не забывъ на ходу очень ловко поймать зубами съ корзиночки кренделекъ и съ поразительной быстротой его уничтожить.

Подавъ кофе, она ушла; но тотчасъ же вернулась съ ушатомъ воды, потомъ со щеткой и пыльной тряпкой. Она выказала такое рвеніе, какого до этого дня Ольга Травникова за ной никогда не замѣчала. Убирая, стирая пыль, кидаясь изъ угла въ уголъ, она то и дѣло впивалась въ Нину восторженнымъ, благоговѣйнымъ взглядомъ, будто собираясь на нее молиться. Наконецъ, Ольга нашла нужнымъ удалить ее, сказавъ, что больше никакихъ услугъ отъ нея не потребуется.

Нина чувствовала теперь себя отдохнувшей, и къ ней вернулась бодрость духа. По окончательномъ удаленіи Саши, она разсказала пріятельницѣ главныя свои бѣды и обратилась къ ней съ вопросомъ:

-- Что же вы мнѣ теперь посовѣтуете?

-- Быть твердой въ своемъ рѣшеніи и ни за что домой невозвращаться,-- отвѣтила Ольга.

Маленькая княжна даже немного обидѣлась.

-- Я не комедію играю,-- сказала она:-- домой я больше не вернусь. Я ихъ осрамила, опозорила, и мнѣ тамъ нѣтъ мѣста. Я не могу ужъ никогда жить такъ, какъ жила прежде и буду жить по новому. Когда они успокоятся, то поймутъ мой поступокъ и увидятъ, что иначе я не могла сдѣлать, какъ уйти, и что это для нихъ гораздо лучше.

-- А если они васъ будутъ требовать силой?

-- Я все равно не пойду, со мной не легко справиться, хоть я и маленькая. Да какъ же они узнаютъ, гдѣ я? Нѣтъ, Ольга, вы меня не поняли, я не спрашивала, что мнѣ дѣлать потомъ. я должна рѣшить покуда одно: что мнѣ дѣлать сегодня, завтра?

-- Завтра увидимъ, а сегодня самое лучшее цѣлый день просидѣть вотъ здѣсь, со мною. Я тоже весь день останусь дома, а вечеромъ придетъ Евгеній.

-- Развѣ у васъ нѣтъ занятій? А уроки?-- удивленно спросила маленькая княжна.

Ольга не то безнадежно, не то презрительно махнула рукою.

-- Было у меня два урока,-- сказала она;-- одинъ на десять, а другой на двѣнадцать рублей въ мѣсяцъ, измучилась я только съ ними, а толку никакого не вышло. Въ одномъ домѣ мальчикъ-полуидіотъ, какъ ни долби ему, ровно ничего не понимаетъ. Въ другомъ домѣ двѣ дѣвочки-гимназистки, съ ними я репетировала по вечерамъ. Такъ обѣ онѣ теперь лежатъ въ скарлатинѣ.

-- А переводы? Вѣдь, вы мнѣ писали, что занимаетесь переводами въ журналахъ?

-- Ахъ, это чистое мученье! Знаете ли, что дѣлается? Тутъ есть одинъ господинъ -- Шуликовъ, очень слабая личность! Онъ сотрудничаетъ въ разныхъ изданіяхъ и поставляетъ переводы, только онъ дѣлаетъ ихъ не самъ, а раздаетъ разнымъ лицамъ. Вотъ и мнѣ Евгеній добылъ отъ него работу, съ французскаго. Большая книга... я трудилась надъ нею три мѣсяца, иногда почти цѣлыя ночи напролетъ не разгибаясь сидѣла. И какъ бы вы думали, за сколько?-- по три рубля за печатный листъ! Это шестнадцать большихъ страницъ!.. Да и то едва-едва получила.

Нина соображала, разсчитывала и глядѣла на нее изумленными, почти испуганными глазами.

-- Потомъ я пошла по публикаціямъ въ газетахъ,-- продолжала Ольга:-- въ пяти мѣстахъ была и... вѣдь, это ужасъ! Во всѣхъ пяти мѣстахъ оказалось, что нужны совсѣмъ не уроки, а... другое!

Она закрыла лицо руками и прибавила:

-- Боже мой, что я вынесла... отъ одного негодяя едва убѣжала! Никогда ужъ не повѣрю никакой публикаціи! Нина не поняла, о чемъ это "другомъ" говоритъ Ольга, но сообразила но ея тону, что это должно быть очень дурное и стыдное, а потому не рѣшилась разспросить ее, хоть и хотѣла бы знать, въ чемъ именно дѣло.

Одно она видѣла ясно: Ольга потерпѣла крушеніе всѣхъ своихъ надеждъ на "разумный трудъ и самостоятельную дѣятельность", о которыхъ она такъ много ей говорила еще до смерти своей бабушки.

-- Предлагалъ мнѣ одинъ знакомый выхлопотать мѣсто въ телефонныя барышни,-- вдругъ сказала Ольга.

-- Въ телефонныя барышни?-- переспросила маленькая княжна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза