Злые земли

Да, такой работой можно гордиться. Куда девались те горькие иронические мысли - что надо было умереть Олли Скоггинзу, чтобы эта работа досталась Лаудону! Человек не должен возражать против того хорошего, что удача подбрасывает на его пути. И когда дела ранчо приводили его в Крэгги-Пойнт в те недели, что последовали после схватки у Замковой Излучины, Айк Никобар сиял от гордости за него. Лаудону было приятно видеть, как счастлив Айк из-за того, что случилось с его старым другом и партнером.

О Джеке Айвзе - ни слуху ни духу с той самой ночи, когда он пробился к речному берегу, оставив среди скал мертвого Олли Скоггинза. Тем не менее, Лаудон держался осторожно. Вокруг "Длинной Девятки" - никакой суеты, никаких неприятностей, но с соседних ранчо - "Письменное Л", "К в рамке", "Стропило С" - все время сообщают о пропажах скота.

Однажды на "Длинную Девятку" приехал Синглтон, хозяин ранчо "Стропило С". Он перекинул ногу через переднюю луку, пощипал свою скудную козлиную бородку и сказал:

- Я не буду долго разглагольствовать. Как насчет того, чтобы объединить вашу команду с моей и провести настоящую облаву? И не так сгоряча, через пень-колоду, как вы устроили у Замковой Излучины.

Фрум стоял на парадном крыльце своего дома, Лаудон - рядом с ним. Фрум сказал:

- Когда придет время, Шэд.

Синглтон сплюнул в пыль.

- Вы с ними выровняли счет, - сказал он. - Человек за человека - Максуин за Скоггинза. Может, вы хотите выйти из игры, сведя баланс? Ну, так вы увидите, что это не получится. Будет пролито еще немало крови. И если мы не дураки, так мы должны ударить первыми.

Синглтон был техасец. Лаудон знал это племя, потому что сам был оттуда родом; сотни таких как Синглтон так и не признали в глубине души поражение при Аппоматтоксе. Когда пастбища техасских равнин после войны оказались объедены начисто, они последовали по стопам Чизхолма и Гуднайта к дальним просторам. Их бородатые лица отражались в водах Боске-Гранде, Симаррона и Йелоустона. Это было воинственное племя, и если дело шло к драке, то они привыкли бить первыми.

Но Фрум покачал головой.

- Я нанесу удар, когда буду готов, Шэд. И не раньше. Вы сказали, что у Замковой Излучины мы сделали дело сгоряча, через пень-колоду. Ну, так в следующий раз я его должен сделать как следует.

Синглтон вставил ногу в стремя.

- Когда-нибудь бедлендеры подстрелят кого-то с нашего ранчо. В тот же день я начну войну. И я рассчитываю, что вы и другие меня поддержите, независимо от того, считаете вы себя готовыми или нет.

Фрум, казалось Лаудону, начал походить на Олли Скоггинза - у него был тот же отсутствующий вид человека, мысли которого постоянно заняты чем-то другим. Может быть, то, что случилось со Скоггинзом, показало Фруму, что война - это палка о двух концах...

Как бы то ни было, губы у Фрума сжались тверже, и он дал Синглтону ясно понять, что "Длинная Девятка" еще нанесет повторный удар. Фрум проезжал могилу Скоггинза не оглядываясь - Олли похоронили на небольшом холме неподалеку от ранчо - но было хорошо видно, что Фрум не забыл...

В первые дни после налета на бедлендеров он держал краденых лошадей, которых они пригнали на ранчо, группами по принадлежности, и велел Лаудону позаботиться, чтобы лошади, принадлежащие соседям "Длинной Девятки", были возвращены хозяевам. Но остальные кони были с дальних ранчо, несколько штук принадлежали армии - откуда-то из дальних фортов, нашлись два клейма из Канады. Эти лошади сейчас гуляли на пастбищах "Длинной Девятки". Лаудон как-то сказал, что, если отправить весточку хозяевам, они смогут, по крайней мере, приехать за своими животными. Фрум кивнул, но, насколько было известно Лаудону, и пальцем не шевельнул, чтобы вернуть лошадей.

Элизабет однажды утром за завтраком заговорила с Фрумом об этом, но дело до сих пор не было сделано.

В эти дни Элизабет тоже была занята, как и Лаудон. Работники перевезли ту обшитую тесом хижину, в ней поставили скамейки для детей и самодельный учительский стол. Еще в хижине была печь и обеденный стол, а в маленькой пристройке с односкатной крышей - кровать, так что Элизабет могла оставаться там на ночь, если не хотела ехать три-четыре мили до ранчо. Фрум сначала был против, опасаясь, по-видимому, Джека Айвза и бедлендеров. Но по мере того, как время проходило без происшествий, Элизабет все чаще и чаще оставалась в школе. Лаудон, проезжая мимо днем, слушал гул голосов, или получал непривычное удовольствие, наблюдая, как трое-четверо детишек, взгромоздившись на какого-нибудь скакуна-пенсионера, направлялись по домам. По ночам, когда Элизабет не возвращалась на ранчо, Лаудон иногда выезжал туда, откуда мог видеть свет в ее окне.

В одну из таких ночей, вернувшись в кораль, он обнаружил ожидавшего его Текса Корбина.

- Фрум хочет тебя видеть, - сказал Корбин.

Поставив коня, Лаудон направился к дому и нашел Фрума в большой гостиной у камина, там, где стоял Скоггинз в ту ночь, когда Элизабет приехала на "Длинную Девятку". Воспоминания об этой ночи были так сильны в Лаудоне, что он даже припомнил запах кофе, который они тогда пили.