Занятый высокими мыслями, я не замечаю, как наступает время обхода больных. Седенький пожилой врач в старомодном пенсне, всего меня ощупав неожиданно сильными пальцами и со всех сторон выслушав - у него не резиновый, современный фонендоскоп, а тоже старенькая, местами потрескавшаяся трубочка, - наконец одобрительно говорит:
- Однако вы таки счастливо отделались, молодой человек. Полагал, недельку мы с вами повозимся. А тут, возможно, и пары деньков хватит.
- Что вы, доктор, - говорю я с максимальной бодростью. - Да я себя отлично чувствую. И мне сегодня надо домой.
- Э-э, и не рассчитывайте.
- Но я дома буду лежать, честное слово.
- Ну-ну, молодой человек. Я за вас отвечаю перед всей одесской милицией, а это не шутка. Мне только еще не хватает таких забот. Вчера вот и комиссар приезжал.
- Но, доктор…
Мольбы мои кончаются тем, что доктор сдается.
- И только потому, - говорит он, - что верю вашей сестрице. Очень милая и энергичная особа.
Опять! Нет, это просто удивительно.
- Подготовьте выписку к двенадцати, - говорит доктор уже другой сестре, дневной, очень молоденькой и весьма кокетливой.
- Сестрица уже здесь, Аверкий Спиридонович, - говорит она, стреляя в меня подведенными глазками.
- К двенадцати, - сурово и непреклонно говорит врач.
И я понимаю, что хоть тут он должен настоять на своем.
- А допустить ее ко мне можно? - робко спрашиваю я.
- Это пожалуйста…
Они уходят, и в палате появляется Лена. На плечи ее накинут халат. Она кидается ко мне, обнимает, словно я вернулся с того света. И вдруг начинает плакать, уткнувшись мне в грудь.
- Ну, ну, нервы, сестренка, нервы, - говорю я и глажу ее по голове.
- Тебе… легко… говорить… - сквозь слезы бормочет Лена и наконец отрывается от меня.
А через каких-нибудь два часа меня привозят в гостиницу, и я довольно бодро и притом вполне самостоятельно поднимаюсь по лестнице к себе в номер. И вот уже я, словно шах, возлежу на подушках в кабинете своего «люкса». Вокруг разместились Лена, Стась, Лева и еще двое ребят из их отдела. Я уже рассказал все, что помню из вчерашней схватки во дворе, и поделился своим открытием в отношении Петра Горохова.
- Да, это он, - кивает Стась. - Мы его взяли.
Я уже знаю, что Толик жив. Пока, правда, жив. Состояние у него тяжелое. Хотя я удивительно рационально, оказывается, влепил в него все три пули: две в ноги и одну в правое плечо. Чудо, конечно.
- Кто был третий? - спрашивает Стась.
- Третий был Сенечка, - отвечаю я. - Он держал меня за ноги.
Лена сидит бледная и молчит.
Нет, все-таки женщинам слишком трудно на нашей работе, их нельзя к ней допускать, во всяком случае, вот к таким операциям, это жестоко. Они слишком эмоционально все воспринимают. Равенство тоже имеет свои границы.
- Сенечку этого мы быстро установим, - говорит Стась. - Через Галину Кочергу.
- Братцы! - неожиданно вспоминаю я и даже подскакиваю на своих подушках. - У нее же теперь прямой контакт с Зурихом! Я забыл вам рассказать!
И торопливо передаю разговор, который услышал под окном Галины.
- …Теперь кое-что становится ясно, - заключаю я. - Клячко должен был привезти это золото в Пунеж. И когда он приехал пустой…
- Нет, - качает головой Стась. - Зурих уже до этого ему не верил, уже что-то пронюхал и готовил расправу. В той записке это же было ясно сказано. Помнишь? А Клячко, таки да, решил его надуть. И спрятал золото у Галины. А потом поехал на встречу с Зурихом, на встречу со своей смертью. Вот как это было, хлопцы, чтоб мне провалиться.
- Ясно, как день, - соглашается Лева.
- За Галиной вы смотрите? - обеспокоенно спрашиваю я.
- Или нет, - усмехнулся Стась. - И за домом тоже. Неотрывно. Как за своим. Будь спокоен.
- Хуже с этим Толиком, - замечает Лева. - Его еще долго придется лечить, паскуду.
- А что Горохов?
- Сейчас поедем допрашивать. Он в порядке.
- Мне надо участвовать в допросе, - решительно заявляю я. - Особенно по эпизоду с Откаленко.
- Ни, ни, - ласково говорит Стась, прижимая мои плечи к подушкам. - И не рассчитывай, голуба. А то отправим обратно к Аверкию Спиридоновичу. Или нет, думаешь?
- Да ты понимаешь…
- Ни, ни, - Стась непреклонен. - Допросов еще будет много.
- Ладно, черт с вами, - неохотно уступаю я. - Буду лежать. Только нужен немедленный обыск у Галины. Там золото. Она не успела его передать.
- Зачем же немедленный? - улыбается Стась. - Пусть сначала до нее придет Зурих.
- Он таки придет, - вставляет кто-то из ребят.
- Именно, - подтверждает Стась. - А так она, чего доброго, еще как-нибудь его предупредит, что обыск был. Они и без того уже встревожены. Сенечка небось кое-что сообщил. И Горохов не вернулся. И Толик.
- А если Зурих не придет? - спрашиваю я.
- Есть еще Теляш, - напоминает Стась. - И деловой человек из Москвы. Совсем не тот, кто вздумал ухаживать за Галиной. Ты ему позвони, Теляшу. И назначь встречу на послезавтрашний вечер. Не раньше. Два дня тебе лежать, помни.
Ребята уходят.
- Вечером получишь полный отчет, - говорит Стась. - Не забудь позвонить Теляшу.
Когда мы с Леной остаемся одни, я еще некоторое время ворчу, потом берусь за телефон. С Теляшом я договариваюсь быстро.