Злым ветром. Роман

Мой друг внешне, как всегда, невозмутим и сдержан, широкое его лицо с чуть приплюснутым носом и выступающим подбородком прямо-таки дышит неколебимой уверенностью. Движения неторопливы и чуть небрежны. Словом, любой посторонний взгляд должен был бы залюбоваться этим спокойным и сильным человеком. Но я не посторонний, взгляд у меня особый, и, кроме того, у меня есть с чем сравнивать. И потому я сразу замечаю, что все эти признаки спокойствия и самоуверенности выданы с чуть уловимым перебором. А вертикальная складочка между бровями появляется у Игоря только в особых и притом весьма затруднительных обстоятельствах.

Кивнув мне, Игорь садится за свой стол и, озабоченно хмурясь, вытаскивает из стола какие-то бумаги, всем своим видом демонстрируя нетерпеливое намерение углубиться в их изучение. Все это, однако, в заблуждение меня не вводит. И Игорь в тот же миг прекрасно это улавливает.

Он пристально и мрачно смотрит на меня, потом отводит взгляд в сторону и говорит:

- Я развожусь с Аллой.

- Ну да? - невольно вырывается у меня. - Ты что, спятил?

- Думаю, что так будет лучше нам обоим.

- Нет, ты действительно спятил! - кричу я, навалившись грудью на стол.

- Алла уже знает?

- Она сама предложила.

- Она это тысячу раз предлагала. Это чепуха!

- Нет, теперь уже серьезно.

На этот раз я пристально смотрю ему в глаза.

- Старик, ты не все мне говоришь.

- Чего же тебе еще?

- Сам знаешь.

Некоторое время мы молчим и довольно нервно курим.

- У всякого человека есть предел терпения и выдержки, - наконец говорит Игорь. - У меня он тоже есть.

- У всякого человека есть еще голова, - отвечаю я, - У тебя она тоже есть.

Игорь угрюмо смотрит в сторону и цедит сквозь зубы:

- Бесполезный разговор.

- Но Алка тебя любит. И потом Димка. Что ты делаешь?

- Я все понимаю.

- Но не все мне говоришь.

Игорь молчит.

- Ты Алле сказал о своем решении?

- Она мне сказала о своем решении!

- Она тебе уже тысячу раз это говорила. Что ты ей ответил?

- Ответил, что согласен.

Теперь мы уже оба молчим.

Да, дело серьезное. Никогда еще Игорь не отвечал на Алкины выходки согласием. Раньше он всегда отшучивался и успокаивал ее. И теперь я не знаю, что сказать. И, честно говоря, не убежден, что Игорь действительно спятил. С Аллой жить трудно, она невозможно вспыльчива, подозрительна и замучила Игоря ревностью.

Когда я думаю о таком конфликте спокойно и абстрактно, то понимаю, что разводы бывают разные и иногда это лучший выход. Но сейчас я не могу думать об этом спокойно и тем более абстрактно. Игорь мой друг, самый близкий друг. И его развод - это разрушение какой-то частицы моей собственной жизни, привычной, усвоенной и потому, как мне кажется, правильной, необходимой. И еще мне кажется, что Игорю будет плохо, и Алле, и Димке. Всем! И мне тоже. Хотя, может быть, я не прав и Игорю будет лучше? Но в то же время я чувствую, что в моих словах и советах нет веских аргументов, да и быть не может. Мне попросту не хватает жизненного опыта, и потому нет ясной позиции в этом сложном конфликте. Что я могу посоветовать Игорю? Что я должен от него требовать?

Но сейчас меня беспокоит не это. И я неуклюже и высокопарно спрашиваю:

- Ты полюбил другую? Только честно.

Игорь пожимает плечами.

- Я не предлагал развода. Предложила Алла.

- Ты не ответил на мой вопрос.

- Я не предлагал развода, - с ноткой раздражения упрямо повторяет Игорь.

Но тут звонит один из телефонов. Это Кузьмич. Он приказывает мне и Игорю явиться к нему.

В кабинете начальства мы застаем Валю Денисова.

- А ну повтори, - велит ему Кузьмич, когда мы с Игорем усаживаемся возле его стола.

Валя спокойно повторяет:

- Все перечисленные в таблице граждане, как я уже говорил, выехали в неизвестном направлении. Словом, исчезли.

- Выехали одновременно?

- Почти.

Наступает длительная пауза. Мы с Игорем пытаемся переварить эту неожиданную и странную новость. Да, странная новость. Вернее, даже не странная, а подозрительная. Я тут же вспоминаю конец той записки: «…когда соберутся все».

- Выходит, Николов протрубил сбор, - говорю я.

- Или его самого вызвали на сбор, - возражает Валя и добавляет: - В любом случае тут что-то нечисто.

- Вот что, - говорит наконец Кузьмич и обращается к Вале: - Свяжись со всеми четырьмя городами. Пусть наши хлопцы там пошуруют. Наверное, кто-то из этих людей выехал в командировку или, допустим, к родным. Выехать в не известном никому направлении они не могли.

- Слушаюсь, - коротко отвечает Валя.

- В Пунеж этот самый тоже позвони, - веско добавляет Кузьмич. - Теории теориями, знаешь.

Я смотрю на часы. Мне пора: Варвара, наверное, уже вернулась с фабрики.

И вот я снова еду к Варваре. Серый короткий день незаметно и бистро кончается. Еще только пять часов, но небо уже непроглядно темное, на улицах медленно загораются фонари, вспыхивают витрины магазинов. Ветер стих, падает снег, мокрый, крупный и совсем редкий. Под ногами густая слякоть, ее только завтра начнут соскребать с тротуаров. Мокрая грязь веером разлетается из-под колес проносящихся машин, и прохожие озабоченно жмутся к домам.