– Это сделал Бог?
– Все боги, когда-либо воочию являвшиеся людям, были космическими пришельцами-гуманоидами, а значит, все теми же космическими обезьянами, и все они хотели лишь одного: ограбить Землю и устроить космический зоопарк с уморительной двуногой зверушкой. Поэтому еще тепленькому Адаму сразу поставили строгий запрет. Вспомни:
– Поэтому ты и уходишь в природу добровольно и навсегда? – спросила Варвара.
– Ты снова ничего не поняла. Рукотворный хаос скоро уничтожит сам себя и наступит время иного закона – закона Природы и Космоса. Все живое обязано восходить к Божеству. Через тернии к звездам! А хаос, бессмысленность и слабость уничтожат сами себя. Я возвращаюсь к самому себе, к начальной простоте и первичному единству со всем миром.
– Как у раннего Платонова –
– Да, и человека… Заметь, этот,
Варвара не слушала, что говорил Воскресший. Его голос, полный живой боли, волновал и тревожил ее. Эта ночь, полная движения, шорохов и их горячего дыханья, была необозрима, как бездонное синее озеро, как звездное небо над ним. Над лесом плыла луна, и ее тонкая пряжа окутывала мир.
– А ведь я ждал тебя, Дева, – внезапно сказал Воскресший. – Именно тебя, нагую девочку, с озерной лилией во влажных кудрях. Видишь этот камень? – Он показал на величавый валун, напополам расколотый молнией. – Если в полнолуние оставить в его расщелине белый холст и красные нитки, то через семь дней найдешь здесь вышитую свадебную рубаху.
– Ты пробовал?
Воскресший покачал головой.
– Я обязательно принесу сюда холст и нитки, – пообещала Варвара, – для двоих…
Едва касаясь ладонями, Воскресший погладил ее по распущенным волосам, и Варвара зажмурилась, чтобы это касание проникло глубже и осталось в ней. Воскресший вынул из ее волос гребень с усталым озерным цветком, и Варвара порывисто и неловко обняла его за шею, но, коснувшись затылка и выпуклого верхнего позвонка, внезапно ощутила прикосновение острых, царапающих кожу чешуек.
– Кто ты? – прошептала она сквозь внезапный нахлынувший страх, но Воскресший с мягкой силой коснулся ее рта, умоляя о молчании, и его жаркий трепещущий язык оставил на ее губах мгновенную миндальную горечь и ощущение ожога.
Пошатываясь, словно слепая, Варвара вернулась к костру. В траве блеснул выпавший гребень, Варвара подняла его и стиснула в ладони. Укус острых зубьев немного отрезвил ее. Воскресший догнал ее и сел рядом.
– Причеши мне волосы, – с внезапным чувством попросил он.
Он прилег у костра, склонив голову на ее колени. Варвара с нежностью водила гребнем по его волнистым прядям, но на зубьях раз за разом оставались ряска и водоросли, хотя волосы Воскресшего казались абсолютно чистыми.
На рассвете солнце зажгло каждую травинку. Птичье пение и свист, бурная радость летнего рассвета заполнили мир.
– А сейчас уходи. Мне надо побыть одному, – приказал Воскресший торопливо и почти раздраженно.
– Как мне найти тебя?
– Захочешь – найдешь! Здесь ближе к берегу есть тропа, по ней выйдешь к людям.
– Погоди! – Варвара протянула ему литой гребень. – Возьми на память!
Этот гребень, сделанный из неизвестного металла, по красоте не уступающий серебру, а по прочности стали, передавался в их роду незапамятно давно. Он был сотворен безо всяких украс или излишеств и служил свадебным подарком, но его остро заточенные зубцы могли превращаться в разящее оружие и, должно быть, помнили и человечью, и звериную кровь.
– Гребень? – Воскресший удивленно осмотрел подарок, похожий на острогу или маленький трезубец. – Откуда он у тебя?
– Перешел по наследству. В нашем роду было много кузнецов, кто-то сварганил. Ведь мы Варгановы… Возьми, это залог того, что мы еще встретимся.
– Пусть будет, как ты хочешь.
Воскресший сжал гребень в кулаке и бесшумно растворился в зарослях.
Варвара нескоро нашла на берегу мокрое платье, кое-как оделась, заколола волосы сосновым сучком и медленно побрела по едва намеченной тропке. Все, что случилось с нею на маковой заре, в шелковых травах Светеня, еще не стало воспоминанием, и ей было жутко и радостно возвращаться в минувшую ночь. Чтобы полюбить оборотня, лесного Веденя, нужны чистое, смелое сердце и дикая первозданная кровь. Чертухинский лес – его дом, озеро – бездонная чаша.