Змееборец

Боль оказалась красной, потом стала черной, потом – оранжевой. Лезвие ножа надрезало глазное яблоко, и Краджес закричал, вырываясь.

– Я скажу! – закричал он, – не надо! Не на… я всё… Капитан приедет сегодня. Сам приедет. Один.

– Имя?! – рявкнул купец.

– Ярни Хазак. Он – капитан гвардии. Бывший. Гвардии воеводы Удентальского, капитан. Он – главный…

Тяжесть с груди исчезла. В землянке на мгновении потемнело, снаружи грохнул выстрел и что-то стукнуло в стену изнутри.

– С-стрелки, – недовольно процедил Серпенте, отряхиваясь от засыпавших его щепок и земли, – весь твой сброд сюда набежал. А все из-за твоего пистолета, скотина. Вставай! – он отвесил Краджесу легкого пинка.

Атаман привстал, опираясь на руку, осторожно поднес ладонь к правой щеке, ожидая нащупать там глаз, полувытекший, как яичный желток. И только потом понял, что смотрит двумя глазами, а на лице, похоже, и крови почти не было. Это что ж получается, он Капитана ни за грош, с одного только перепугу сдал?

Внутрь влетела вязанка хвороста, за ней еще одна и, слепя глаза, вонзились в хворост обмотанные подожженной паклей стрелы.

– Не стрелять!… – заорал было Краджес, отшатываясь от полыхнувшего пламени.

– Не ори! – рявкнул Серпенте. Огонь бросил на его лицо пляшущие блики, и Краджесу показалось, что десятиградец скалит зубы в жестокой ухмылке. – Не ори, штэхе, – повторил Серпенте, заряжая брошенный Краджесом пистолет, – не мешай людям умирать.

Одним движением забросив атамана на нары, он прямо через огонь рванулся к выходу из землянки.

И едва только снаружи послышались крики и лязг оружия, как Краджес снова стал самим собой. Стал атаманом… лейтенантом гвардии, солдатом. Ледяной, постылый страх растаял, как пленка инея на сердце. Как был, безоружный, Краджес кинулся наверх. Подхватил топор с лежащего у входа трупа. Снаружи было светло. Слишком светло для раннего утра. Меч Серпенте пылал, как осколок полуденного неба, и никого живого уже не было рядом с землянкой. На опушке леса рассредоточились стрелки, Серпенте попал под перекрестный огонь, но дважды пули лязгнули о его клинок, а от остальных купец…

да какой он, к матери, купец?!

просто увернулся, перекатился по земле, оказался в тени землянки. И на какое-то время Краджес потерял его, увидев вновь уже на краю леса. Нужно было спасать людей, всех, кто выжил. Спасать от чудовища в человеческом облике. Срывая голос, Краджес заорал, приказывая своим парням бежать, разбегаться, прятаться в лесу. Больше они ничего не могли сделать. Но сам он бежать не собирался, сам он должен был сражаться, даже если придется умереть. Недавний позорный страх нельзя было искупить иначе.

* * *

Все закончилось незадолго до рассвета. Последних разбойников мастеру Серпенте пришлось ловить далеко в лесу, – у них хватило ума выполнить приказ Краджеса и разбежаться в разные стороны. И что? Помогло это им? Серпенте находил людей по стойкому запаху страха, и убивал при первом же намеке на попытку сопротивления. Эта охота напоминала давние времена, что-то, о чем хотелось бы забыть, и хотелось всегда помнить. В любом случае, давно ему не приходилось охотиться на людей, и убивать не приходилось давно. Ведь не хотел же браться за меч… Если бы Краджес не вынул клинок из ножен, все остались бы живы.

Давай, умник, ищи оправдания, это у тебя хорошо получается. Все кругом виноваты, только не ты, разумеется.

Он убил даже тех, кто бросил оружие. Пощадил лишь двоих, взмолившихся о пощаде в самом начале боя, еще до того, как Серпенте уверился в том, что уничтожить нужно всех. Двое сдавшихся, да Краджес, который даже не успел толком ввязаться в драку, итого получилось трое разбойников с ранениями разной степени тяжести. Один из них любезно проводил Серпенте к ручью, где, в притопленных бочках, кроме разного чужого добра нашлась и отнятая вчера одежда. Жеребец десятиградца тоже нашелся, возле того же ручья, в компании двух мохнатых пони, на каких ездили гиеньские горцы. В общем, не так все плохо. Если не считать морального ущерба и нескольких синяков, остался, можно сказать, при своих. Да и сколько того морального ущерба? Не детей ведь убивал, не дедов беспомощных, а вооруженных мужиков, любой из которых сам готов был убить.

Почти самозащита.

Хм. Почти. Да.

Найти место, с которого видно было бы весь лагерь, получилось не сразу. А то, что нашлось, было достаточно далеко, чтобы счесть его наблюдательным пунктом мог разве что Серпенте Квирилльский, научившийся в морских походах далеко смотреть и хорошо видеть. Он как мог удобно устроился между веток на верхушке высокого дуба, ругнулся по поводу обрушившихся с листьев водопадов, и стал ждать.

Краджес говорил, что сегодня должен явиться некий Капитан, что ж, мастер Серпенте собирался посмотреть на того Капитана, посмотреть, а, может, и побеседовать, если сразу убить не придется.

Две личины