Змеелов в СССР

Пробившись в вагон мимо безбилетных забулдыг, я занял полку, оставил свои вещи и вышел на перрон. Успею еще все бока отлежать. Чемодан мой, рюкзак-вещмешок и негабаритный сачок и «пинцет» — груз необременительный, с ним всюду пройдешь. А золотое грузилко пока без самонадеянного верхоглядства полежит в кармане.

Устроившись, я даже немного повеселел и теперь, словно сторонний зритель, наблюдал картины советского быта.

Шик! Блеск! Красота! Над влажным изумрудом вокзальной башенки, над темным острым шпилем ее, славя наступившую весну, то и дело вспархивали крикливые галочьи стаи. Их крики мешались с отрывистыми гудками паровозов, пассажиров и провожающих.

Словно белопарусные корабли, каравеллы и бригантины, куда-то вдаль уплывали облака. И не было им никакого дела до людской суеты, суетных земных страстей и тревог. В проемы между облаками, словно в громадные окна, проглядывала небесная лазурь — по-весеннему густая и бездонная.

Кроме родственников, меня провожала Сима, в качестве моей официальной невесты. Последнее время я от нее сильно отдалился. Но был прощен. Еще бы! Ведь я фактически отправляюсь в чужие края на верную смерть. Путешествие в один конец. А девушки таких героев, мучеников за дело победы пролетариата, не бросают. Ибо подобное чревато. Общество не поймет и не простит. Заклюют! Одни комсомольцы чего стоят! Так пропесочат на собрании, что взвоешь!

Я вообще обалдеваю от контингента нынешнего Киевского Университета. Будто кино смотрю. Все готовые стойкие оловянные солдатики. В вариации а-ля матрос Железняк.

По макушку набитые заезженными лозунгами, которые пока для них имеют пьянящий элемент новизны. Уровень интеллекта у большинства — минусовой, все похожи друг на друга как хомуты в сельпо и искренне по-детски считают себя хозяевами новой жизни. Верят в победу коммунизма во всем мире. Иллюзии застят глаза…

То же мне новая советская элита. Ну, претендуешь ты на место в партере, так лишний раз рожу свою протри, портянки простирни. И смех и грех…

Не эти ли белозубые советские комсомольцы «чистили» ряды своих товарищей за «есенинщину», судили за галстуки и позорили за шелковые чулки? Тех, кто «насаждал есенинщину» не допускали к экзаменам. Тут уже комсомольские собрания называют за глаза не иначе, как «собрание бездарей и пошляков». Но считается, что «они же дети!» Мол, у них еще все впереди, вырастут и повзрослеют вместе со страной.

Впрочем, я как галантный кавалер, предложил своей невесте отправляться вместе со мной в Туркмению. В гости к змеям и каракуртам. И там преодолевать все трудности семейного быта. Но мое великодушное предложение было почему-то вежливо отклонено.

Вслед за мной, вместе с группой однокурсниц, Сима должна была уехать на горные курорты Кавказа и там собрать материал для своей дипломной. Ловить своих любимых бабочек. Как говорится: каждому — свое!

Я взглянул на часы. Пора прощаться. Времени до отхода поезда оставалось совсем немного. Людская толпа на перроне заметно поредела и мы почувствовали себя свободней. Но говорили мало, больше молчали. Я взял руку Симы и — один за другим — поцеловал ее пальцы.

— Мой дорогой, я желаю тебе удачи, только удачи… — отвечала мне девушка, при этом голос Симы трагически дрогнул, — будь счастлив, мой милый!..

Желая подавить минутную слабость, она резко тряхнула головой, и из ее красивых глаз упало несколько крупных, как горошины, слез. Одна из них, еще теплая, упала мне на руку, остыла и начала холодить. К чему это?

Что это с нею? — думал я о Симе, так как до этого я никогда не видел ее такой расстроенной.

Наконец, она подняла свои глаза, полные слез, и заговорила снова, но так сбивчиво, так бессвязно…

— Прости… Я не могу сдержать себя… Я плачу, — тихо, сквозь слезы, сказала она. — Но у меня такое предчувствие, как будто мы расстаемся навек.

Отлично! Приободрила так приободрила. Мало того, что я сам этих змей боюсь до усрачки и до печеночных колик, так еще и эта кликуша, словно черный ворон, пророчит мне неминуемую гибель. Бабы, — они такие. Я тоже копчиком чувствую, что это затея мне вылезет боком, но вида не показываю, улыбаюсь как Гуимплен. А тут! Вот же баба — труслива, что заяц! Тряпка! Распустила слюни!..

— Навек? — я почувствовал холодок тревоги и обнял Симу за плечи. — Такого просто быть не может. — Вздор! Всегда люди на Руси были пытливы и смелы. Не боялись ни бога, ни черта!

«Расстаемся навек». Вот так выдала! Бодрящее напутствие. Мысль об моей гибели казалась мне до того нелепой, противоестественной, что она совершенно не укладывалась у меня в голове. Молодой, здоровый, полный несокрушимой веры в прекрасное будущее, я не очень-то задумывался над тем, что человека подстерегает несчастный случай, болезнь, смерть. Поэтому Симиной тревоге я не придал глубокого значения. Только суеверно три раза сплюнул через левое плечо, чтобы отвести неудачу.

— Дорогая, успокойся, ради бога, — гипнотически спокойно сказал я ей. — Ты просто утомилась. Поверь, пройдет месяц, другой, ну, от силы — три и мы встретимся снова. А потом никогда разлучаться не будем. Не будем же?