Квартирка оказалась на бывшей окраине города, который в последнее время уже разросся, за счет понаехавших селян. Так что сейчас это стал старый район с рядами покосившихся домишек, напоминающих зубы в челюсти колхозника-пенсионера, между окраиной и центром. Жил я на Лукьяновке, возле кинотеатра «Коммунар». Неподалеку от трамвайного парка.
Ветхие двух-трехэтажные домишки с наружными железными лестницами и приспособленными удобствами, насквозь проржавевшими трубами, кранами и стояками, плохо сложенными печками. Все дома строились еще до революции и, очевидно, из люмпен-пролетарской ненависти к царскому режиму советской властью никогда не ремонтировались.
Население тут, в основном простые оболтусы, мужики в сатиновых трусах или выношенных до дыр подштанниках по вечерам курили возле покосившихся развалюх, лениво разговаривали, интересуясь только глобальными вещами типа «А если водка на луне?» Или «А почему рука в говне?» Полный отстой!
Я снял угол и расположился на кушетке. Ничего в поезде столько належался, что пару дней потерплю. Посплю в спартанских условиях. Был бы толк для дела.
Комната как комната. На дощатом крашеном полу протоптались от ног дорожки, на стенах по грязноватым светлым обоям приколоты выцветшие — надо думать, семейные — фотографии и, для красоты, «картинки»: пейзажи и жанровые сценки из «Огонька», отрывной календарь с портретом Льва Толстого и, конечно, не без задней мысли пристроенные портреты Сталина и Буденного.
У знакомого же я выпросил на следующий день некоторую одежду, под предлогом того, что часть моих вещей — грязная, а часть я постирал. Зачастую, самую тщательно продуманную операцию портят разные мелочи, вот я и хотел их избежать. Не надо нам никаких вакханалий!
Помимо одежды, я подстраховался с гримом. Кожа у меня смуглая и загорелая, так что я осветлил свое лицо и кисти рук при помощи пудры. Р-раз, и кожа на лице и кистях рук становится другого оттенка, да и выглядит, как у человека, давно перевалившего за три десятка лет. Два… кусок шерсти каракулевого ягненка приклеенный в качестве усов под нос тоже многое меняет. Три! Аксессуары приготовлены. Очки с простыми стеклами в массивной роговой оправе, ботинки с толстыми стельками. Одна, за счет подложенной газетной бумаги, толще, так что я еле заметно хромаю.
И в качестве завершающего аккорда — ватные валики за щеки, меняющие не только выражение лица, но и голос. Метаморфоза изумительная.
Теперь возникает вполне естественный вопрос… А можно ли меня вообще в таком виде опознать? Сильно-сильно в этом сомневаюсь.
Натянул кепку на лицо и двинулся. Приехал на сорок минут раньше, понаблюдал за мастерской ювелира — вроде чисто. Не надо делать резких телодвижений, не зная броду…
Сейчас советской милицией успешно пугают маленьких детей: «Будешь плохо себя вести — придет дядя-милиционер и заберет тебя». То есть, в глазах простых советских граждан советская милиция выглядит более страшно чем древние монголо-татарские «бабайки». А если милиционер в форме гуляет под ручку с девушкой, то первая мысли у всех: «За что же её загребли?»
Перед сделкой я несколько демаскировался. Вынул валики, сложил их в бумажный кулек и засунул в карман. Снял очки. Кому надо — меня узнает. Сбыл Альперовичу камни, получил половину денег сразу. Вернулся и сделал тайник на чердаке дома, в котором квартировал. Навестил Степаниду и передал, что жду свои 0,6 кг. Пусть готовит. Взял билеты на обратную поездку в Туркмению. На рынке прикупил пару порядочных шматов сала в дорогу, круг домашней колбасы.
Через день дождался остальной части денег и рванул к Сомовой. Тут сделка тоже состоялась. Насыпал шлих в специальные карманы, пришитые с внутренней стороны штанов.
Под вечер рванул на вокзал и, в своем нормальном виде, на ночь глядя поехал, в Белую Церковь. Переночевал у русской бабуси, родителям просил передать, что спешу. Дела, работа… Живу нормально, жив — здоров. Чего и всем желаю.
Рано утром засветло рванул обратно в Киев, а там пошлялся пару часов по улицам, а потом, когда дождался времени посадки на поезд, уверенно сразу пришел на вокзал и сел в свой вагон. Все. На поездку потратил всего 27 дней, так как нигде не задерживался. Деньги решали не все, но многое. Я рисковал, конечно, но этот риск себя оправдал. На этот раз.
В общем, можно сказать, свезло. Прошел-таки сухим между капелек.
Глава 22
В мае месяце все шло как обычно. Ловля змей, добыча яда. Я же и жнец и на дуде игрец. Мастер на все руки.
«Дело было весной, зеленеющим маем…» Однажды я добрался в самую глушь. Где и о советской власти туземцы слышали довольно смутно. В поисках новых мест тащился на восток половину дня. Потом показалось большое стадо тонкорунных овец, сбившихся в кучу и теснившихся друг к другу; они пугливо бежали от меня. Ожиревшие и обленившиеся собаки вдруг бросились на мою скромную персону, оберегая стадо.