22 декабря 1186 года, Трезмонский замок
Вытирая глаза кончиком рукава любимого синего котта, надетого по случаю празднества (гости еще не разъехались, стало быть, и наряд отправлять в сундук рано), Барбара направлялась на свою кухню — единственное пристанище, где она чувствовала себя по-настоящему счастливой. И где только пересоленный суп казался трагедией старой кухарке.
Но, видимо, день в самом деле не задался. Стоило ей переступить порог кухни, как она обнаружила в ней… брата Паулюса.
— Пресвятая Дева Мария! — воскликнула Барбара и перекрестилась.
— Барбара! — живо отозвался Паулюс, вскочив со скамьи, подскочил к ней и крепко обнял кухарку. Он уже успел изрядно приложиться к медовому напитку, который обнаружил в кувшине, и теперь был несказанно рад встретить живую душу в словно вымершем замке. — Что-то у нас так тихо сегодня. Ну, рассказывай, что здесь произошло, пока меня не было, — он весело подмигнул старухе.
— Святые угодники, брат Паулюс, что на тебе за срамные одежды? — в ужасе шарахнулась она от него.
— Аааа… это, — протянул Поль глянув на себя. — Ну, как бы тебе объяснить… Да не обращай внимания, — он махнул рукой и снова потянулся к кувшину.
— Эй, эй, эй! — запричитала Барбара. — Ты чего это делаешь? Совсем одичал? Даже трогать не вздумай, это на королевский стол.
Она выхватила кувшин у него из рук, отставила в сторону и наполнила его чашу из бочонка.
— Держи вот… Остатки шабли со вчерашнего пира. Ты лучше скажи, странник, куда пропал, когда был так нужен? Король Мишель чуть с ума не сошел, разыскивая, кто бы провел венчание!
— Что это ты злая сегодня такая? Обидел кто?
Он с удовольствием сделал большой глоток вина. Какое замечательно вино! Не то что всякая дрянь в образцовом Париже 2015 года.
— Жаль, что я все же пропустил свадьбу. Эх, как бы я погулял, — Паулюс задумчиво почесал затылок. — А я… немного путешествовал. В далеких странах. Там вот так одеваются. Потом переоденусь.
Барбара еще раз окинула взглядом непотребную одежду брата Паулюса — рваные джинсы и обтягивающий его мощный торс реглан яркого синего цвета с желтыми улыбающимся черепом на груди.
— Не иначе бесы в тех странах живут, — заявила она, плюнула и перекрестилась. — Хотя и в нашего короля они, похоже, вселились. Женился-то на полоумной! Так она хоть тихая. Подумаешь, временами говорит странно, вроде как не по-нашему. Но ведь король-то подле нее на людей кидаться стал! А сегодня так и вовсе — я ему письмо от Ее Светлости принесла, а он меня прогнал. И едва не пригрозил и вовсе из замка выгнать! Ох, наварю я ему овса на завтрак, будет знать! Королева говорит — полезно! Совсем горе королевству!
Паулюс громко расхохотался.
— Нет, Барбара, бесы там не живут. Хотя овес едят. Не знаю, полезно ли, но вкусно, — неожиданно затих и вздохнул, вспомнив про Лиз. И так грустно ему стало. За каким дьяволом он искал этот проклятый виноградник! — А с чего это ты вдруг курьером стала?
Барбара с ужасом взглянула на Паулюса. Тот тряхнул головой и поправился:
— Ну, посыльным. Письма королю носишь…
Барбара выдохнула, взяла из рук брата Паулюса чашу и сделала несколько жадных глотков.
— Да, видать, больше некому! Пажей распугали всех. Герольды чуть ли не под тронами прячутся. Ходят все на цыпочках. Королева, чуть что, так в слезы. Наследника они ждут!
Глаза бывшего святого брата округлились.
— Наследника, говоришь? — усмехнулся он. — Какая нудятина!
— Бог с тобой, святой брат, что ты такое говоришь? — в ужасе воскликнула старая Барбара. — Совсем умом повредился? Одежды срамные, речи нездешние!
Она бросилась к кувшину с медом, который только-только отняла у него. Налила в чашу и подала Паулюсу.
— Вот, лечись. А то придет месье Андреас, а у него лечение похуже будет. Королева сказала, что и на «поушешный выстрел» его к себе не подпустит, когда придет пора разродиться. Брат Паулюс, а ты знаешь, что такое поушешный выстрел?
— Нет, Барбара, не знаю, — задумчиво сказал Поль. «Может, и впрямь королева не в себе…», — подумал он и вслух продолжил: — Я пока еще немного знаю. За мед спасибо, вкусный он у тебя! Лакомство божественное, Ignosce mihi, Domine! Так ты говоришь, нашелся тот, кто венчание провел. И что же? Его в моей комнате поселили?
— Брату Ницетасу комната твоя не понравилась. Говорил, что слишком тесная да темная. Так что никто там не жил. И вещи так там и лежат — как раз пойдешь, облачишься в одежду, сообразную сану. Единственное, брат Ницетас на венчание короля и королевы одолжил твою праздничную сутану, дескать, она наряднее, чем та, что он привез из обители. И, сдается мне, так и не вернул.
— Жаль. Хорошая была сутана. Ну, пойду я. Переодеться надо. Права ты.
И Паулюс с кислой миной побрел из кухни, где оставались любезные его сердцу шабли и мед. Однако не успел он дойти до порога, как столкнулся с пышнотелой женщиной, держащей на руках младенца. Младенцу было около полугода. И, едва завидев Паулюса, он сжал свои крохотные кулачки, закряхтел и стукнул женщину по лбу.
— Ваша Светлость, что ж вы балуетесь? — взвизгнула она и жалобно посмотрела на Барбару.