Змееносец. Истинная кровь (СИ)

Лиз подергала скапулярий. Вдруг глаза ее округлились, и она открыла рот, обалдевшим взглядом глядя на Паулюса.

— Я по-ня-ла, — прошептала она. — Я поняла! Дыра во времени — это ты!!!

— Это еще как? И что ты собралась со мной делать? — Паулюс посадил юного маркиза обратно и отошел от него на несколько шагов. Для надежности.

— Вот когда мы домой вернемся, я с тобой такое сделаю, закачаешься!

Он расплылся в блаженной улыбке довольного кота и проговорил, подтягивая Лиз за скапулярий к себе ближе:

— Ну, и как возвращаться будем?

Оказавшись в его руках, она совершенно серьезно сказала:

— Уверяю тебя, мы испробуем все возможные методы.

И в этот самый момент в коридоре раздался какой-то грохот.

— Это еще что такое, — взяв за руку девушку, монах пошел к коридору.

Проходя мимо мальчишки, сидевшего на полу и внимательно разглядывавшего малочисленную процессию, он шепнул ему, сделав «страшные глаза»:

— А ты сиди тихо!

Грохот в коридоре прекратился. Зато раздался чей-то громкий шепот. Судя по голосу, шептала Барбара:

— Подними ты его! Вот. Поставь на место.

— Душенька, да не томи, — отвечал ей голос Шарля-мясника.

— Да будет, будет. Пойдем в кладовку. Там самое подходящее местечко.

И в тот момент, как Лиз и Поль выглянули в коридор, Барбара и мясник слились в страстном поцелуе.

Лицо святого брата сначала вытянулось от изумления, а потом он громко, безудержно расхохотался. Нет, он, конечно, был наслышан про бурную молодость кухарки, когда она не пропускала мимо себя ни егеря, ни конюха. И даже однажды ввела во искушение благочестивого брата Ансельма, грешившего до нее только чрезмерными возлияниями. Теперь же в ее умело расставленные сети попал местный мясник. Ловко!

Отсмеявшись, Паулюс произнес торжественным тоном, словно читал молитву в часовне:

— Срам-то какой, многоуважаемая Барбара!

Вечером того же дня Шарль-мясник сделал Барбаре-кухарке предложение, чтобы не осрамить ее перед добрыми людьми.

— Потому что я честная женщина! — грохотала почтенная дама, и складки ее покрывала тряслись вместе с возмущенным подбородком.

XXIV

1159 год, королевство Трезмон, обитель, затерявшаяся в горах

— Королева совсем плоха, — проговорила настоятельница. — Несчастная женщина. Так молода, так красива…

— Даст бог, и она поправится, — ответил старик-лекарь с бородавкой на лбу. — Что же, матушка, проводите меня к ней?

Старушка кивнула, чуть не уронив вимпл. И они направились вдоль темного сырого коридора в крошечную комнатушку, где умирала Блаженная королева, как была прозвана в народе.

Маленькое ее тело, распластанное на постели, металось, будто в горячке. Глаза смотрели так, словно видели перед собой не стены обители, но что-то иное.

— Вы королева? — спросил лекарь.

— Я не королева! — закричала она диким голосом. — Королева еще в пути! Весной привезет ее король! Так мне сказали!

— Кто сказал?

— Кельт! — приподнявшись, выплюнула она и снова упала.

Лекарь нахмурился и подошел ближе.

— Вы видели кельта, королева?

Она схватилась за голову, ударила крошечной ладонью по ней несколько раз и прохрипела:

— Я не королева! Я не королева! Я не королева! Королева придет весной! Она подарит кельту наследника! Она подарит королевству спасение!

— Черт, — пробормотал лекарь. — Какого наследника?

— Сына рода Наве. Сына хранителей камня. Сына рода Форжеронов. Сына великих магов. Наследник кельта. Он спасет королевство.

— Вот как? И как мы узнаем, что это, и в самом деле, он?

— Он будет носить имя подобного Богу и знак змеи!

Лекарь побледнел. Почесал бородавку на лбу. И, приблизившись к королеве, тихо сказал:

— Это сказал тебе кельт? Ты уверена, королева?

— Я не королева! Не зови меня королевой! Я умру графиней Дюша! Но не королевой! Я умру графиней Дюша!

— Как скажешь, — с искаженным улыбкой лицом проговорил лекарь и щелкнул пальцами.

XXV

23 декабря 1186 года, Трезмон, «Ржавая подкова»

— Ну вы и олух, Ваша Светлость, — мечтательным голосом проговорила юная Аделина, девушка, работавшая в харчевне «Ржавая подкова» и подчас оказывавшая некоторые услуги постояльцам.

— Олух, — мрачно кивнул маркиз де Конфьян, блуждающим взглядом глядя в черный провал окна. Сердце его рвалось туда, в ночь, в метелицу.

После чудовищного разговора с Катрин он вернулся в харчевню, где продолжились его возлияния, не имевшие, впрочем, никакого действия. А он все надеялся напиться до такой степени, чтобы упасть в беспамятстве и проваляться до утра. Но Серж Скриб никогда не пьянел, хотя и прилагал все к тому усилия, притом — неоднократно.

Кто ни подходил к нему в этот вечер с просьбой спеть еще что-нибудь, убирался не солоно хлебавши. Серж даже не давал себе труда ответить. Просто глядел в одну точку — на пламя свечи на столе. И думал о том, как же будет жить теперь без нее…