Змееныш

— Поживем пока на Земле, — сказал он примирительно. — Потом найду что-нибудь. Если не удастся устроиться пилотом — завербуюсь хотя бы на Луну, на реголитовый комбайн. Возьмут ведь, а?

— Я выходила замуж за пилота, — напомнила Барбара.

Тем данный фрагмент беседы и кончился, и это был самый светлый ее фрагмент. Рациональное, вещественное всегда близко и понятно. А поди-ка спроси у женщин, на что им сдался серпентиец? Наговорят с три короба, а по существу не ответят. Ласковый? Ну, заведите котенка, что ли. Чудной и непредсказуемый? Ну, напоите котенка валерьянкой, и дело с концом. Где там. Дай женщине что-либо чувственное — она обязательно скажет, что мало. А уж если отнять — подвинься и не прыгай. Терпи и узнай о себе много нового.

Барбара не была разумнее Карины, совсем нет. Она была опытнее и только поэтому раньше младшей жены осведомилась о ближайших финансовых перспективах семьи. Максим не сомневался: пройдет немного времени, и Карина в свою очередь потребует отчета, получит его и снабдит уничтожающими комментариями. Причем произойдет это немедленно по окончании разноса за утрату найденыша, без малейшего перерыва. Максим достаточно изучил своих жен, чтобы знать: чувственное и материальное сосуществует в женщинах в дивной, но дикой для любого мужчины гармонии.

Да, женщины — создания гармоничные, нет сомнений. А вот гармония в социальной ячейке уже начала трещать по всем швам. На что прикажете жить? Выплатит ли Роскосмос компенсацию, это еще большой вопрос. Сбережений практически нет — съели дети. Дети — это прекрасно, кто спорит, но от затрат неотделимы. Тут тоже своя извращенная гармония. Короче, будущее — в мрачных грозовых тучах.

Так считали жены, но Максим-то знал, что это не совсем верно. А поди скажи им об этом! Страшно чесался язык выдать тайну — но здесь?! Нет, исключено. Обе жены с визгом кинутся на шею — и привет. Даже если в капсуле нет прослушки (что вряд ли), соседи снизу или сверху обязательно донесут. Нет, терпеть, терпеть… Стиснуть зубы.

Тридцать шесть тысяч километров со стиснутыми зубами! Все тридцать шесть тысяч — от Стационара до пятикилометровой башни Земли-пассажирской, венчающей гору Каямбе в Эквадоре! Максим и прежде не любил космический лифт за медлительность и дискомфорт, а теперь проникся к нему лютой ненавистью.

Нетерпеливых космонавтов не бывает, и Максим стоически терпел все пятьдесят восемь часов спуска. А соседи и вправду были — и сверху, и снизу. Максим не был VIP-персоной, ради которой стали бы гонять отдельную капсулу. Для рядовых пассажиров тесные капсулы с минимальным набором удобств стыковались в вертикальный «поезд» ростом с небоскреб, и звукоизоляция между соседними капсулами оставляла желать. Два иллюминатора диаметром чуть более дверного «глазка» позволяли пассажирам развлекаться видами приближающейся Земли и вздрагивать, когда по соседнему тросу молчаливым призраком проносился с жуткой скоростью встречный «поезд».

Иных развлечений на борту не было. А если женская «лесопилка» — развлечение, то космический лифт — не только дешевый, но и редкостно комфортабельный вид транспорта!

И все-таки время — хорошая вещь. Особенно время сна. Когда жены уснули, устав перетирать мужа в муку, Максим ощутил неземное блаженство. Правда, болело под черепом, и голова была тупа, но он знал, что это скоро пройдет. Небольшой аутотренинг — и уже гораздо легче, и снова можно жить, а главное — думать.

Нет, не мыслить — это слишком высокое слово. Именно думать. Прикидывать. Рассчитывать. Уж если ввязался в авантюру — будь добр забыть о высоком. Хитри. Ловчи. Просчитывай варианты.

А сумеешь? Без навыка-то?

Придется. Что теперь об этом говорить. Раз влип по самые уши, так крутись или тони, третьего нет.

И для чего все это? Максим не знал. Не было даже ощущения, что он поступает правильно. Была лишь надежда, что ошибки нет.

Воровато оглянувшись на жен — спят, — Максим приложил глаз к иллюминатору. Сразу полегчало на душе — все было штатно. За одним маленьким исключением: растекшийся по внешней оболочке капсулы серпентиец вырастил конечность с пальцами и показывал Максиму игривую «козу». Тьфу. Вот урод.

10

За глухим забором, чисто по-российски вещественно и грубо подчеркивающим принцип неприкосновенности личной жизни, желтела крыша коттеджа, краснели стволы нескольких красавиц-сосен и летал бадминтонный волан. Стоял обычный нежаркий июнь средней полосы России, знакомая всем прелюдия к невыносимой июльской жаре. Целую неделю шли холодные дожди и лишь накануне к вечеру иссякли. Утреннее солнце, притворяясь слабосильным, неспешно подбирало влагу с грунтовых улиц дачного поселка и сразу давало понять: мелкие-то лужицы оно выпьет, а за глубокие пока не возьмется, да и за грязь тоже. Ждите, мол. А пока лавируйте хитрыми галсами, выбирая путь посуше, и не чертыхайтесь. Лучше вспомните: не об этом ли вы мечтали, находясь куда как поближе к светилу? Возле Меркурия. И если вы все равно останетесь недовольны, то так и знайте: вы редкостные привереды.