– У тебя рук не хватит, милый мой. Ты что, думаешь, раз я здесь – тебе все можно?
– Ну конечно! – рассмеялся Яковлев, приближаясь. – Теперь ты пойман, и история начнется. Ты придумал мир, и мне это нравится. Но пора прекращать этот бред и заняться чем-нибудь еще. Ты останешься здесь, с книгами, в тюрьме. Не забывайте, молодой человек, что вы оскорбили великую Коваленко!
– Ты просто издеваешься надо мной! – крикнул Миша. – Ты хочешь оставить свою миссию, а она высока! Подумай хорошо.
– Ноги, – непреклонно сказал Яковлев.
– Я имею свой мир!
– Ноги, – строго приказал Яковлев.
– Я имею свой мир!
– Ноги, – злобно проговорил Яковлев.
– Я имею свой мир! Я ухожу в тоталитарную зону.
Злоба, испуг и уважение немедленно отразились на загорелом лице Яковлева, когда он услышал эти категоричные слова, высказанные существом, стоящим перед ним в позе несгибаемого узника. Решительный облик Миши как будто излучал некое горделивое сияние, окружающее его самого бескорыстным жертвенным ореолом; и книги, бывшие здесь повсюду, словно оттеняли серьезность его взгляда и слов. Яковлев грустно смотрел на черные кандалы, которые он держал в руках перед собой, перебирая их, как четки, и думал о смелости и жизни, сочетая эти понятия в своем уме, на манер совокупляющихся бабочек.
– Неужели… – сказал он боязливо. – А как же родина, свобода, наши преимущества?
– А мне здесь все надоело, – ответил Миша. – Хочется чего-то еще. Избираю крепкую власть! Желаю стать стонущим рабом под ярмом ужасного деспотизма. Мечтаю испытать восторг истинной диктаторской демагогии вместе с радостью дебильных глаз подданной толпы. Где у вас выход к стене? Я покидаю.
– Но… ваш «колец», ваше здоровье…
– Ах, да! – воскликнул Миша, расстегивая рубашку, под которой был белый живот с почти исчезнувшими выцветшими прыщами. – Я совсем забыл… Но, видите – проходит, надо съесть другую таблетку, и все кончится.
– Нельзя! – испуганно крикнул Артем. – Вот пройдет день, тогда…
– Плевать, – сказал Миша, доставая желтую таблетку и кладя ее в рот. – Пройдет и так.
– Что вы наделали!.. – словно опечаленная мать, воскликнул Яковлев. – Ведь это очень сильно… Вы теперь больше никогда не заболеете… Теперь вы лишились этого! Вы больше не проснетесь утром в грусти и раздражении; не узрите своего стыда и позора; не станете суетиться и звонить друзьям и врачам, проклинать любовь и испытывать восторг освобождения от этой дряни… Сколько имен и слов потеряно для вас; сколько проблем, сложных ситуаций и специфических встреч минуют вас отныне; скольких женщин вы более не устыдите и не побьете; скольких мужчин вы не приобретете в качестве друзей по несчастью… Мне жаль вас, вы потеряли целый мир!
– Неужели? – растерянно проговорил Миша. – Что же вы раньше не сказали… Я проглотил – поздно.
– Тошните немедленно! – крикнул Яковлев. – Два пальца в рот!
– Да, но я тогда не вылечусь…
– Вам что важнее – сиюсекундное удовлетворение или будущее счастье?! – с пафосом спросил Артем.
– Сейчас скажу.
Миша задумался, посмотрев направо. Его пальцы шевелились во время раздумий, лоб не был сморщен.
– Мне важнее сиюсекундное удовлетворение, – наконец сказал он. – Я в этом согласен с Антониной Коваленко.
– Так это прекрасно, – растрогался Яковлев, улыбнувшись. – Уважаю вашу жертву, ваше решение, ваш подвиг, ваш путь.
– Конечно, я огорчился, услышав безжалостное сообщение, – заявил Миша, сделав благодарно-серьезное выражение лица. – И, конечно же, я буквально обескуражен мыслью о своей теперешней неспособности сделать что-то – в данном случае, заболеть этой чудной болезнью, подаренной мне любовью. Но я надеюсь, что наука и медицина успешно развиваются, двигаясь вперед и вперед, и не за горами то мгновение, когда моя проблема будет решена. Только это греет и успокаивает меня; только поэтому я продолжаю свое личное бытие. Итак, отойдите сейчас с моего пути, Артем Викторович; мне пора совершить переход и узнать что-то новое, честь имею, спасибо за совместное заполнение нынешнего мига.
Миша Оно согнулся в учтивом поклоне, как придворный, но Яковлев неожиданно рассвирепел.
– Ты у меня попляшешь, отче! – зло воскликнул он. – Я не сойду с этого пути, я должен тебя остановить, как настоящий здешний житель! Ну – спорь со мной, говори свои доводы и воззрения! Если ты сделаешь свой шаг, я ударю тебя кандалами по телу и вызову охрану порядка, которая скажет мне огромное спасибо!..
– Я имею право поменять окружающий социум, – спокойно заявил Миша, выставив вперед левую ногу. – А вы, если хотите, то можете сгнить в своей ежедневной свободной рутине.
– Но… Не надо, я умоляю.
– Прочь, дурачок! – басовито крикнул Оно.
– Я взываю.
– Вон!
– Спасите меня, отче, будьте со мной, не оставляйте меня, не покидайте… – плачуще проговорил Артем, отступая назад на один шаг и затем сжимая свой рот так остервенело и отчаянно, что стал слышен скрип зубов.