Змей

— Атас! Элита! — заорал Молчун метнувшись к одному из Кордов с оптикой, став отстреливать короткими очередями, поливая то в одну, то в другую тварюгу. Оба чудовища кувыркались, если в них попадало, и тут же вскакивали. Лютый визг тварей, резал слух, давил на нервы. Бронебойные, злые пули неистовыми остроклювыми кувалдами били в тела тварей без жалости, иногда вышибая, вырывая, целые куски их бронированной чешуи с кровавой плотью, ошметками отлетающую от тварей.

Жуткое зрелище, разворачивающееся перед глазами нагнетало, плющило. Молчун кричал что-то непонятное, и при этом остервенело жал на курок. Кругом оглушающий грохот, страшные, безумные крики людей, перемешенный с неистовым ревом тварей. Боевое безумие вроде отступило и Молчун, на грани срыва голоса, закричал:

— Братва! Утесы бей по силуэтам, не давайте им разогнаться. Корды и Снайперы! Цель — рыло. Руберов не трогаем.

Им повезло, очень повезло, твари держались рядом. Когда левый упал и как-то завозился с подъемом. Молчун скомандовал уже более спокойным и хладнокровным голосом:

— Правого давим! Давай! — перенос всего огня на одного элитника дал результат, его завалили первым. А через несколько минут и подранка разделали. Руберов уже добивали под стенами с чувством, с толком, с расстановкой. Когда все было кончено, двое из группы спустились на подъёмнике и стали потрошить эти наросты на затылках тварей. Зачем, не понятно. А когда они вернулись, Оружейнику, наконец, стало ясно, откуда берутся эти горошины, эти виноградины и этот жемчуг.

— Дааа… Неожиданный расклад, — высказался Оружейник и переключился снова на внутреннюю запись.

Молчун посмотрел на Ливера, тот заворожено смотрел на центр стола, пожирая взглядом две жемчужины.

— Слышь, Ливер, с учетом близости Орды, мы бы посоветовали твоей канторе зашкериться и поседеть впустую. Этих, — и он кивнул на потолок, — надо гнать сверху, а то накуролесят по неопытности чего, потом не расхлебаешь, в компост уйдешь.

— Учту, — прохрипел Ливер, и хотел было схватить своей лапищей сокровище. И наткнулся на холодную руку Жнеца. — «Вот же вошь синяя, клокстопер долбаный, и в правду какой зараза шустрый, даже тени его руки не увидел, вот бляха муха, ситуевина, с таким раскладом и вальнуть могут. А, что куш хорош и ключ, вон, от сейфа на шее болтается».

Шее как-то сразу стало нехорошо, будто сквозняком подуло, усекут ведь на хрен, и в карьер, там прикормленные «местные чайки» даже косточек не оставят. Ливер закашлялся, отдернув руку:

— Не понял, просипел главный, поставленный здесь Урфин Джусом смотрящим.

— Давай без пены, Ливер, и без понтов. Согласись, мы оговоренное за Бедового еще вчера отбатрачили, а то и позавчера. Да и люди мы не Ваши, не подневольные. Хотим разумного: свободы Бедовому и справедливой доли от сверхурочного. Ну, давай Старшой, иди побухти с Паханом своим, — Молчун кивнул на сейф.

— Это, это, Урфин Джюс не любит такого, всех в расход пустит.

— Ну мы и не девочки его чтобы нам знать, что он там любит. И хватит порожняк толкать. Это ты бойся, а нам без надобности, и не таких Муров видали…

Ливер сглотнул.

— Это угроза? — как-то выдавил из себя, сразу, будто сдувшийся местный Бос.

Ответа от Молчуна он не получил. Зато утвердительно кивнул Жнец и с любовью начал чистить свои кукри. Эти нехитрые манипуляции с булатом и маслом, сильно ускорили путь Ливера к рации.

— Лебяга, Лебяга, это Мишень, Мишень, отзовитесь. Прием.

Следом затрещало и донельзя недовольным голосом ответило:

— Ты там что, совсем мозги свои пропил, Ливер, связь каждые три дня в 20:00, с днем ты угадал, а вот со временем промашка.

— Джюс, с мозгами все в порядке, тут другое, шёбла, что ты подогнал намедни, в непонятки ушла, батрачит козырно, подтверждаю, зато бузит, вот и условия теперь выставляет. Прием.

— Не кипишуй Ливер, что-то я не догоняю, они, что там у тебя, мазу держат? Прием.

У Ливера вырвали из руки манипулятор радиостанции, бригадир потрошителей не нашел в себе сил сопротивляться. Молчун нажал тангенту.

— Халя-Баля[8], Урфин Джюс — это Молчун, не буду ходить вокруг да около, наши договоренности мы оттрубили по полной, даже с излишком. Ждем освобождения Бедового, да, и последний хабар неплохо бы раздербанить по понятиям. Прием.

В ответ шуршание и потрескивание эфира. И все же через какое-то время ему ответили:

— Слышь, плесень, ты кто по жизни?

Молчун усмехнулся:

— Из танкистов мы.

— Да я Вас всех, сучар диких, Урою. Я глава стаба, авторитет, за мной две тысячи стрелков. А кто вы, шелупонь, скитальцы нищие. Ладно дарю шанс на жизнь, год на меня оттарабаните в той же Мишени. Без мордобоя, конечно, теперь не обойтись, лично тебе Молчун харю чистить буду.

— Да, какой ты авторитет, Урфин Джюс? Лепила ты опомоенный и барыга знатный, это да. Слушай сюда, выпердышь кровавый. На кону семь жемчужин и туева куча споронов и гороха, ну и жизни ржавые шнырей твоих. Да и место это твое поганое, Мурское, в покое не оставим, в горизонт сложим, пластида тут хватит. Прием.

— За Мура не докажите, — нервно дав петуха прокричал фальцетом глава стаба, щелкнув тангентой.