Кому что, а курице — просо, говорит мудрый народ. В том смысле, что командир Салонюк убивается по загубленному партизанскому оружию, а Перукарников и Жабодыщенко испытывают невероятное облегчение. Миномет-то тяжелый, черт. И теперь Иван мечтает заодно избавиться и от бесполезных мин.
— Ты, Маметов, — начал он издалека, — не кручинься: никуда твой Ташкент не денется. И мама твоя никуда не денется. Ты только обязательно должен по ночам учиться вместо миномета мины прямо к немцу бросать руками. А то на кой ляд мне их в этом ящике тягать?
Салонюк, вначале одобрительно кивавший в такт перукарниковской речи, внезапно спохватился и заголосил:
— Перукарников! Мовчаты! Знову починаеш до хлопця чиплятыся? Бильш не надийся, що вин буде твои дурнувати задумки выполняты! Тоби цей ящик до кинця вийны пхаты поперед себе. А ще одын раз побачу, що ты цим займаешся и бедному хлопцю мозги морочишь — забуду, що ты до вийны у институти вчився, и так по рогам надаю, як ото Жабодыщенко. У него тильки тры класы церковно-приходськои школы. Зрозумив?
— Так точно, господин Салонюк! — рявкнул Иван.
Тарас испуганно от него отшатнулся:
— Який я тоби господин?! Ты що, Перукарников, белены объився? Мы уси тут з симнадцятого року — товариши. Ну то шо, шо у мого батька ранише, до революции, свий сахарный заводык був. Це ничего не означае. — Командир слегка задумался, пошевелил губами, позагибал пальцы. — Ну, мабуть, ще два-тры ветрячка теж було, та маленька свыноферма з ковбасным цехом. Ну, тришечки коптыльней володив… — и как бы оправдываясь за такого неправильного папашу, уточнил: — Але свичкову фабрику запустыты не успив! А ничего з махновцями звязыватыся! Зараз був бы головою колгоспу — як я, або ще краще — головою райкому, як Шинкарук.
Услышав про махновцев, бойцы сгрудились вокруг командира, как дети — вокруг воспитательницы детского садика.
— Товарищ Салонюк! Ну товарищ Салонюк! — заканючили они. — Расскажите, пожалуйста, про батьку Махно, ну расскажите! Вы всегда так интересно рассказываете.
Тарас, как и все большие артисты, поломался совсем немного, для приличия. Подкрутил усы, удобнее устроился на траве, хлебнул самогончику.
— Ну, що вам розповисты? — неспешно начал он, как певец Боян, который тоже к основной теме подбирался издалека. — Махно був така людына… ну така людына! Одне слово — всим батько ридный! Це був дядько що надо — отаман! Комисары його боялыся, як вогню! А усе через те, що вин ранише сам був комисаром та багато про их радянську владу знав. Бувало иноди, як хтось крыкне, на сели: «Батько Махно йидуть!» — так комисары уси, як крысы, в погребы ховаються. Але так шуткуваты було опасно, бо кого за цей жарт спиймають, зараз у ЧеКу завезуть: поперше, про батьку спытають, а потимо, звисно, розстриляють.
Так от, не знаю за що, але Махну мий батько дуже подобався. Вин иноди до него заезжав з усима своими хлопцями. Мени цукерок привозив солодких. Дуже любив поторохтиты з кулемета по сельсовету. Бувало, торохтыть, поки з ней червоный стяг не звалыться, — потим свий, зеленый, повисыть та и йиде соби. Комисары назавтра придуть, зеленый стяг знимуть, червоный повисять, и так кожного разу. Але моему батькови зеленый стяг бильше подобався, тому зараз вин лежить десь похороненный. А як на мене — то и червоный непоганый, тому я зараз голова колгоспу. Ось така мораль из данной басни, Перукарников!
У голодных людей, как известно, обоняние становится острее.
Поэтому все гости в тронном зале довольно скоро почуяли, как откуда-то распространяются приятнейшие ароматы теплого теста, мяса и масла. Они закрутили носами и нетерпеливо заерзали на своих местах, потому что салатик из циписпупской синюши не пришелся по вкусу даже самым стоическим и непреклонным персонам.
Если же учесть, что король Оттобальт — хозяин и главная цель собравшихся в Дарте дам — внезапно и бесследно исчез в неизвестном направлении, то общество королевы Гедвиги стало не только трудновыносимым, но еще и бесполезным.
Королеве всегда было противопоказано идти в массовики-затейники, но сегодня она превзошла саму себя. На похоронах обычно бывает веселее, чем на королевском прибацуйчике, потому что о мертвых хотя бы можно говорить хорошо. Да и кормят на поминальных вечерах не в пример сытнее и вкуснее.
Гедвига тоже была разочарована. То, что отколол милый племянничек, ее не слишком волновало — сколько веревочке ни виться, а конец будет. Беспокоило другое: Бальтика следовало пристроить в хорошие руки уже сейчас, а хороших рук королева так и не обнаружила. Многие девицы пытались соблазнить ее своими рассуждениями о семейной жизни, в которой все решают только мудрые и многоопытные старшие родственники. Но все это было типичное не то.
Орден рыцарей-бесумяков чах и увядал без своей бессменной предводительницы, а королева Гедвига не могла отыскать Бальтику хорошую и надежную жену с правильными взглядами на питание, режим, семейный и государственный бюджет и воспитание детей.