Змей Горыныч (СИ)

- Да, христиане всегда так близоруки, - хрипло захохотал Гарольд, - они бы никогда не заметили упыря, даже будь он их богатырём. А знаешь, в чём секрет? Я – христианин. Да, даже оставаясь упырём, я оставался верен Христу, и вера наша не запрещает мне этого. Мой вождь научил меня сохранять человеческий облик и не боятся солнца, научил, как сохранять свой разум. Так скажи мне, чем же я отличаюсь от того прежнего Гарольда, которым я был раньше? Чем я отличаюсь от Филиппа или Айрата?Я такой же, как они, и они сами это признали, даже когда я уже пил кровь, даже когда я казнил Айрата. Даже тогда Филипп признал, что я прав. Да, я грешен, но я умею раскаиваться. Я остаюсь богатырём, и мне проститься даже то, что я вурдалак. Так что, если думал, что обличил меня в чём-то мальчик, то ты очень ошибаешься. Я ничем не изменил себе и своей вере. Я лишь продлил свой век, научился обманывать смерть за счёт других. Но разве милосердный Бог не простит меня за это? А если и не простит, если мне всё равно гореть в аду, то, чёрт побери, разве быть вурдалаком – это не спасение. Нет, ты не подумай, я верю в спасение своей души, я должен в это верить, но всегда нужно допускать, а вдруг как раз моя душонка и не будет прощена. Хоть я и сражался, умирал и убивал за Христа. Но вдруг окажется, что даже моё богатырство не искупило моих грехов. В таком случае у меня будет ещё один шанс доказать Богу, что я заслуживаю спасение. Именно поэтому я вурдалак. А ты, проклятый святоша, надеялся, что я покаюсь перед тобой? О, я умею каяться, и в нужный момент сделаю это, хоть перед Вольгой, хоть перед архиепископом, и буду прощён. Да, в этом не сомневайся. И прощённым я приеду в Новгород, и прощённым я покажу людям, что можно обмануть нашу жалкую судьбу, нашу жалкую жизнь, столь короткую, что мы не успеваем искупить и половину моих грехов. И люди примут мою веру, станут упырями, пойдут за мной, и всё равно останутся христианами. И никто во век нас не распознает, поскольку мы и есть истинные христиане.

- Гарольд – ты чудовище, - бросил ему Ратмир.

- О да, - усмехнулся лишь скандинав, - но даже это будет мне прощено, поскольку, покуда я не буду прощён, я буду грешить, буду пить кровь, и ничто меня не остановит. Ничто и никто. Других остановит естественная смерть, и потому Бог не идёт с такими грешниками на сделку, они всё равно однажды попадают в его власть. Но я – другое дело. Я не оставлю Богу выбора. Либо он простит меня, либо я буду уничтожать род человеческий, пока не изничтожу его весь. Ведь я бессмертен.

- Вурдалаки не бессмертны, - проговорил Ратмир не своим голосом, похожим больше на рык. Глаза его вдруг позеленели. Гарольд в недоумении отшатнулся назад. Что за фокусы? Ратмир чувствовал во всём своём теле страшный, невероятный жар, как в прежние времена в кошмарных сновидениях, но теперь он не пытался остановить этот жар, не сдерживал его, а наоборот усиливал по собственной воли, рискуя сгореть изнутри. И от он богатырь действительно стал гореть изнутри, он чувствовал страшную боль, но не останавливало его. Он уже привык к боли, он познал боль и больше не страшился её. В ответ на пожар внутри, кожа Ратмир вдруг начала грубеть и покрывать чешуёй. Он стал невероятно отвратителен сам себе, настолько отвратителен, что из живота к горлу уже подкатила тошнота. Ратмир чувствовал, как из спины его вылезли две змеиные шеи, они шевелились и извивались в нём, как паразиты. В ужасе богатырь повалился на четвереньки от отрыгнул, но вместо рвоты изо рта его вырвался язык пламени, и не рот это уже был, а ужасная зубастая пасть.

- Дьявол меня подери, - в ужасе попятился Гарольд, - Талмат, Госта, Эдвард. Все сюда, зовите всех.