— Поглядеть на сильнейшего чародея на свете, закованного в цепи. Такое зрелище дорогого стоит. Ты ведь хотел выкрасть меня. Если бы тебя не поймали, я бы сейчас так же была бы связана, как ты сейчас, была бы твоей пленницей.
— Это так, — отвечал Ратмир, глядя ей прямо в глаза. Она всё больше начинала ему нравиться.
— Ты — настоящий монстр, — бросила ему в лицо Ольга.
— Я не хуже твоего отца. Он ведь хочет занять моё место.
— Это не правда.
— Правда! Поэтому я до сих пор жив. Он хочет выведать у меня кое-что, а затем убить. Он прочитал меня, понял, что я сжалюсь и больше не смогу убивать богатырей, что если скармливать мне своих воинов, то однажды меня начнёт тошнить.
— Пускай так. В отличие от тебя, моего отца хоть кто-то любит.
— Меня любила моя жена, которую убили богатыри, любит мой сын, он ещё совсем мал, ему нет и года. А ещё меня любит народ, который я защищаю от упырей. Я не плохой человек, я пытаюсь использовать своего монстра ради благой цели.
— Да, теперь я это вижу, — проговорила дочь Никиты, — и, возможно, мне даже жаль тебя. Но твой монстр должен погибнуть. Если бы это можно было сделать, сохранив тебе жизнь, я была бы очень рада.
Ратмир в ответ только печально улыбнулся. Он был закован в цепи, но не сломлен, он был уверен в себе. За свою недолгую жизнь он уже привык к цепям и всё же не оставлял попыток вырваться из них, лелея в душе мечту о свободе. Вот что разглядела в нём тогда Ольга. Она с минуту рассматривала Ратмира, а он смотрел на неё. Почему-то её непреодолимо влекло к этому чародею, хоть она и всячески боролась с этим влечением. Её прервал чей-то крик, доносящийся с улицы.
— Упыри! Спасайся, кто может! — прокричал кто-то.
А затем послышались женские крики, донеслись мужские крики ярости, звон стали, звериный рык, собачий лай.
— Надо же, быстро они, — произнёс Ратмир.
— Кто они? — не понимала Ольга.
— Вурдалаки. Сегодня ты увидишь, как они выглядят. Они так долго пытались меня изловить, но на Сорочинской горе меня было не достать. А здесь можно. Эти твари хотят того же, чего хочет и твой отец — бессмертия.
— Уходим, — приказала Ольга сопровождавшим её стражникам.
— Постой, — воззвал к ней Ратмир, — выпусти меня. Без меня вы с ними не справитесь. Их тут слишком много!
Но дверь захлопнулась и закрылась на все засовы. Ещё какое-то время Ольга слышала глухие крики, доносящиеся из темницы, но потом она вышла на улицу.
— Что здесь происходит? — спросила она у пробегавшего мимо богатыря.
— Лучше спрячься, — проговорил он, — упыри. Они повсюду.
Ольга почувствовала, как всё внутри у неё сжалось от страха. Как эти твари проникли в город, и когда успели заполонить его? Что же теперь будет? Где её отец?
— Мы проводим тебя к отцу, — сказал один из стражников.
И молча они пошли вместе с Ольгой через город, кишащий кровососущими тварями. Со всех сторон доносились людские крики. Кто-то кричал от страшной боли, кто-то от ужаса, а кто-то и от того и от другого. Ночной город просыпался, чтобы заснуть вечным сном. Упыри никого не жалели, даже детей. Богатыри не успели ещё вооружиться и построиться, а эти непонятно откуда взявшиеся существа уже были повсюду. Но первые, кто очнулись от сна, уже начинали стягиваться к центральной площади, где находилась крепость Змея, стоявшая рядом с домом Никиты Кожемяки. Безусловно, эта крепость теперь была самым безопасным местом в городе, но туда ещё нужно было попасть. Ольга и её спутники с замиранием сердца как можно тише пробирались по городу. Но тут из переулка на них бросилось какое-то существо в чёрном балахоне. Богатыри отшатнулись и закрыли собой Ольгу. Существо держалось рукой за шею и кричало от боли, все его одежды были перепачканы кровью. Ольга узнала одного из богатырей своего отца.
— Макар! Это ты?
Она хотела выйти к нему, но богатыри её не пустили.
— Ольга, дочь Никиты, это ты? — хрипло проговорил он на одном дыхании, — смотри, что они со мной сделали! Я умираю, о Боже, я умираю. Помогите мне, братья, умоляю.
— Тебе сейчас поможет только одно, — произнёс один из богатырей, сопровождавших Ольгу, — Ты покусан упырём. Лучшее, на что ты можешь рассчитывать сейчас — это смерть.
— Нет! Я не хочу умирать. Только не сейчас.