Мы с мужем определенно смотрелись здесь к месту. Долой окровавленное платье и штаны – когда мой супруг незадолго до того вернулся к нам в комнату с новым вечерним платьем, раздуваясь от гордости и предвкушения, я просто не смогла ему отказать. Платье было гладко-золотое, с облегающим лифом и зауженными рукавами, вышитыми крошечными металлическими цветами. Они блестели в свете заходящего солнца, плавно переходя в шлейф из кремового шелка. Я даже колдовством свела парочку синяков в лазарете. А оставшиеся покрыла пудрой.
Мой муж нарядился в свой лучший мундир. Он тоже был шассерского синего цвета, но на воротнике и манжетах украшен золотой вышивкой. Я сдержала улыбку, представив, как мы выглядели, шествуя вниз по театральной лестнице. Муж подобрал нам сочетающиеся наряды. В иное время я бы возмутилась, но сейчас, идя под руку с ним, ощущать могла только радостное волнение.
Однако на том, чтобы надеть капюшон, я настояла. И еще нацепила красивую кружевную ленту, чтобы скрыть шрам. Если муж это и заметил, то комментировать благоразумно не стал.
Может, не так уж он и плох.
Когда мы вошли в фойе, толпа расступилась. Я сомневалась, что нас кто-нибудь вспомнит, но людям частенько бывало неуютно – хотя кто-то назвал бы это «благоговейным трепетом» – при шассерах. Веселую пирушку никто лучше шассера не испортит. Особенно такого занудного, как мой муж.
Он подвел меня к нашим местам. В кои-то веки его прикосновение не вызвало у меня отвращения. Было даже… приятно. Его рука оказалась теплой. Сильной. Все было хорошо, пока он не попытался снять с меня плащ. Я выдернула плащ обратно, не желая с ним расставаться, Муж нахмурился, кашлянул после короткого неловкого молчания и наконец проговорил:
– Я так и не спросил… тебе понравилась книга?
Ответить я не успела – господин, что сидел рядом, поймал меня за руку.
– Enchanté, mademoiselle[17]
, – мурлыкнул он, целуя мои пальцы.Я не удержалась и хихикнула. Он был по-своему красив – или вернее смазлив, с темными гладкими волосами и тонкими усиками.
Мой муж побагровел.
–
Мужчина вытаращил глаза и посмотрел на мой безымянный палец без кольца. Я хохотнула еще громче – перстень Анжелики я предпочла носить на правой руке, просто чтобы побесить мужа.
– Вашу жену? – Он бросил мою руку так поспешно и испуганно, будто это был ядовитый паук. – Я не знал, что шассеры… вступают в брак.
– Я – вступил. – Муж встал и кивнул мне. – Поменяйся со мной местами.
– Я, конечно же, не хотел вас обидеть, мсье. – Смазливый господин с сожалением посмотрел на меня, когда я от него отодвинулась. – Однако должен сказать, что вы, безусловно, счастливчик.
Мой супруг смерил мужчину свирепым взглядом и тем самым заткнул ему рот до конца вечера.
Свет померк, и я наконец сняла капюшон.
– Да ты у нас собственник, оказывается? – шепнула я, снова улыбаясь. Какой же он все-таки дурачок. Умильный, надменно-ослиный дурачок.
Он не стал на меня смотреть.
– Представление начинается.
Заиграла симфония, и на сцену вышли актеры и актрисы. Я тут же узнала крючконосую девушку и хихикнула, вспомнив, как она унизила Архиепископа на глазах его обожателей. Гениально. И потом, провернуть такие чары прямо под носом моего мужа и Архиепископа…
Крючконосая была Белой дамой, и притом совершенно бесстрашной.
И хотя она играла лишь второстепенную роль в хоре, я внимательно смотрела, как она танцует вместе с актерами, которые играли Эмилию и Александра.
Однако мое веселье быстро поугасло. Что-то смутно знакомое было в манерах этой девушки – когда мы только встретились, я этого не заметила. Я смотрела, как она кружится, танцует, затем исчезает за занавесом, и чувствовала, как внутри у меня нарастает тревога.
Когда началась вторая песня, мой муж наклонился ближе. Его дыхание щекотало мне шею.
– Жан-Люк сказал, сегодня утром ты меня искала.
– Во время спектакля разговаривать некрасиво.
Он сощурился, ничуть не смутившись.
– Чего ты хотела?
Я снова обратила внимание на сцену. Крючконосая вышла на подмостки, разметав по плечам кукурузные волосы. Я как будто что-то вспомнила при виде этого, но полностью уловить воспоминание не смогла – оно ускользнуло, как вода меж пальцев.
– Лу? – Муж осторожно коснулся моей руки. Его ладонь была теплой, большой и мозолистой, и отстраниться я не смогла.
– Нож, – призналась я, не сводя взгляда со сцены.
Он резко втянул воздух.
– Что?
– Мне нужен был нож.
– Ты ведь это не всерьез.
Я посмотрела на него.
– Как никогда всерьез. Ты же видел вчера мадам Лабелль. Мне нужна защита.
Он крепче сжал мою руку.
– Она тебя не тронет. – Смазливый мсье рядом с нами многозначительно кашлянул, но нам не было до него дела. – В Башню ее больше не пустят. Архиепископ дал слово.
Я нахмурилась.
– И мне что, должно стать легче от этого?
Он посуровел и стиснул зубы.
– Да. Архиепископ – могущественный человек, и он поклялся защитить тебя.
– Его слово для меня не значит ровным счетом ничего.
– А мое? Я ведь тоже дал клятву тебя оберегать.
Было даже смешно, как он рвется защищать ведьму. То-то он бы посмеялся, если б узнал правду.