Змей и голубка

– Архиепископ взял меня к себе. Долгое время я был пажом. Затем резко подрос. – Против воли я улыбнулся краем рта. – Вскоре после этого он стал обучать меня и готовить к вступлению в шассеры. В шестнадцать лет я заполучил свое место среди братьев. Иной жизни я не знаю.

Лу опустила голову мне на плечо.

– Заполучил свое место?

Я закрыл глаза, положил подбородок ей на макушку и вдохнул. Глубоко.

– На свете есть лишь сотня балисард – по капле реликвии святого Константина в каждой. Выходит, что и число братьев ограничено. Большинство из них служат до самой смерти. Когда шассер уходит на покой или умирает, проводится турнир. Лишь победитель может вступить в наши ряды.

– Погоди. – Лу села, и я распахнул глаза. Она улыбнулась, щекоча мне грудь своими волосами. – Хочешь сказать, Ансель победил других претендентов?

– Ансель не шассер.

Ее улыбка дрогнула.

– Разве?

– Да. Но он готовится им стать. Он будет участвовать в следующем турнире со всеми прочими новобранцами.

– Ясно. – Теперь Лу нахмурилась, крутя прядь волос на пальце. – Это многое объясняет.

– Что именно?

Она снова приникла ко мне и вздохнула.

– Ансель не такой, как все остальные здесь. Он… терпимее относится ко многим вещам. Мыслит шире.

Я тут же ощетинился.

– Лу, иметь принципы – вовсе не преступление.

Она не обратила внимания на мои слова и стала водить пальцами вдоль воротника моей рубашки.

– Расскажи мне про свой турнир.

Я кашлянул, стараясь не думать о ее мягких прикосновениях. Но пальцы у Лу были такие теплые. А моя рубашка – такая тонкая.

– Мне, наверное, было столько же лет, сколько сейчас Анселю. – Я хмыкнул, вспоминая, как дрожали у меня колени, как меня стошнило на собственный мундир за несколько минут до первого боя. Архиепископ был вынужден добыть мне новый. И хотя это было всего несколько лет назад, воспоминание казалось очень далеким. Другое время. Другая жизнь. Когда я жил и дышал лишь тем, чтобы хранить будущее в мире моего патриарха. – Все остальные были меня крупнее. И сильнее. Не знаю, как я справился.

– А вот и знаешь.

– Ты права. – Очередной непрошеный смешок подступил к горлу. – Знаю. Не настолько уж и крупнее они были, а я каждый день тренировался, чтобы стать сильней. Архиепископ сам меня обучал. Ничто больше не имело для меня значения, кроме как стать шассером. – Моя улыбка померкла – воспоминания всплывали одно за другим с болезненной ясностью. Толпа. Крики. Звон стали, запах пота. И… Селия. Ее радостные восклицания. – В последнем бою я сражался с Жаном-Люком.

– И победил его.

– Да.

– Он очень на тебя за это зол.

– Знаю. И оттого победить его было еще приятней.

Она ткнула меня пальцем в живот.

– Ну и свинья же ты.

– Возможно. Но он хуже. В тот год… между нами все переменилось. Когда Архиепископ повысил меня до капитана, Жан-Люк еще был новобранцем. Ему пришлось ждать следующего турнира, чтобы продвинуться. Не думаю, что он простил меня за это.

Еще несколько минут Лу молчала. А когда наконец подала голос, я очень пожалел об этом.

– А… Селия? Вы продолжили встречаться после того, как ты принес обет?

Мне резко стало совсем не смешно. Я снова уставился в потолок. Лу молчала, но продолжала водить по моему воротнику. Уговаривая. Выжидая. Я снова вздохнул.

– Ты же видела письма. Мы… продолжили наши отношения.

– Почему?

Я застыл, тут же напрягшись.

– Что значит почему?

– Почему ты продолжил ухаживать за ней после того, как принес клятву ордену шассеров? Я никогда раньше не слышала, чтобы шассер женился. В Башне больше ни у кого нет жен.

Я готов был отдать балисарду, лишь бы больше не говорить об этом. Сколько Лу успела услышать из того нашего разговора с Селией? Она – я глубоко вздохнул – она знала, что когда-то Селия отвергла меня?

– Не сказать, что это неслыханное дело. Всего несколько лет назад капитан Барр женился.

Я не стал упоминать, что всего через год после этого он покинул братство.

Лу села, сверля меня тревожащим взглядом.

– Значит, ты собирался жениться на Селии.

– Да. – Я отвел взгляд и снова посмотрел в потолок. Через окно в комнату залетела снежинка. – Мы с Селией… С детства были возлюбленными. Ее доброта расположила меня к ней. Я был злым ребенком, а она меня увещевала, умоляла не швыряться камнями в констеблей, заставила сознаться, когда я украл причастное вино. – Моих губ коснулась улыбка. – Архиепископу долго пришлось сбивать с меня спесь. Ну или скорее выбивать ее из меня.

Лу прищурилась, но благоразумно промолчала. Она снова приникла к моей груди и погладила меня по ключице пальцем. От ее прикосновения моя кожа – как и все остальное – запылала. Я дернул бедрами, чертыхаясь про себя.

– Сколько ведьм ты убил?

Я застонал и уткнулся в подушку. Эта женщина сам Ад способна заморозить.

– Трех.

– Серьезно?

Осуждение в ее голосе раздражало меня. Я кивнул, стараясь не показаться оскорбленным.

– Поймать ведьму трудно, но без своего колдовства они уязвимы. Впрочем, та ведьма из театра оказалась умнее большинства – она не атаковала меня своими чарами, а использовала свои чары, чтобы меня атаковать. Это разные вещи.