Змей-искуситель

За холодными прикосновениями глины, следовали горячие – рук Макса, и Тамила то вздрагивала, то наоборот расслаблялась.

Она даже прикрыла глаза, чтобы острее чувствовать все, что Макс с ней делал.

Поскольку поцелуи исключались, то оставались только его восхитительные руки.

Тамила уже не различала прикосновения. Что-то надавило на позвоночник и погнало вверх теплую волну возбуждения, одновременно массируя и расслабляя мышцы спины и шеи.

Сам собой вырвался сдавленный стон.

– Как же хорошо, – прошептала Тамила и прогнулась под усилившимся давлением.

– Я же говорил, что спа, – самодовольно ответил Макс, наблюдая, как его пальцы оставляют на коже Тамилы более светлые и темные разводы.

Глина просачивалась у него между пальцев и мягкой эластичностью доставляла особенно чувственное удовольствие. Вскоре Тамила вся напоминала отлитую из шоколада статуэтку, только лицо и волосы поражали белизной на контрасте с коричневым телом. Больше всего щекотало нервы и пробуждало какое-то темное наслаждение, переходящее в возбуждение, когда обхватывал и гладил высокую грациозную шею, а Тамила откидывала голову, подставляя горло под пока недоступные поцелуи, и приоткрывала полные искушающие губы.

Ему нравилось брать в ладони ее восхитительную грудь и немного сжимать. Видеть, как пальцы оставляют на ее коже более светлые следы, как клеймо, печать принадлежности ему. Наблюдать, как она вздрагивает и выгибается, стоило коснуться вызывающе торчащего соска. Как же хотелось коснуться его губами, вобрать в рот, покатать на языке, чувствуя клубничный вкус. И недоступность этого отзывалась во всем теле острым покалыванием.

Тамила ускользнула как раз в тот момент, когда Макс стиснул ее ягодицы. Она знала, что ямочки под сильными пальцами идеально гладкие, как спелое, только что сорванное яблоко. Но поддразнивания Макса оказались для нее слишком изощренными, а искушение слишком сильным. Одно, всего лишь одно небольшое движение бедер и пальцы, соскользнув, окажутся внутри. Мышцы нетерпеливо сжались. Да, она этого хочет. Прямо сейчас. И недоступная близость желаемого сводила с ума и лишала последних остатков терпения.

Не желая в одиночестве мучиться неудовлетворенностью, Тамила принялась гладить и ласкать Макса, превращая его в подобную себе коричневую скульптуру и подводя к тому порогу самообладания, за которым он уже не сможет себя контролировать.

Слегка царапая острыми ногтями, Тамила проводила будоражащие дорожки по широкой спине, очерчивала контур рельефных мышц, пощипывала маленькие напряженные соски. Макс только с трудом переводил дух.

А когда погладила косо спускающиеся к боксерам мышцы и легонько, словно бабочка крылом, коснулась напряженного паха, позвоночник прострелило таким разрядом, будто привязали к электрическому стулу, мышцы пресса сократились и бедра резко подались вперед.

По губам Тамилы скользнула такая сексуальная, даже развратная ухмылка, что Макс еле удержался, чтобы не овладеть ею прямо здесь, посреди растекшейся лужами глины.

Он представил, как опрокидывает ее на спину, как его пальцы сжимают ее гладкую, скользкую от глины кожу, как сплетенные тела ласкают шелковистые прикосновения, и горячка желания почти полностью отключила разум.

Почти. Потому что грубо вторгнуться в нежную, горячую и трепещущую плоть и испачкать тот ярко-розовый, налитый вожделением цвет, что сводил его с ума, было сродни святотатству, кощунству.

Сейчас, когда глина полностью покрыла Тамилу влажным глянцеватым слоем, подчеркнула чистые, идеально плавные лини тела, Макс смотрел на нее с нескрываемым благоговением, как на сошедшую с пьедестала античную скульптуру, совершенный образец женской красоты и грации.

Не в силах больше сдерживаться, он подхватил Тамилу и понес ее в душ, чтобы уже там продолжить взаимные ласки, но уже не отдаляющие, а приближающие к долгожданному моменту обладания друг другом.

Но предстояло еще отмыться от подсохшей глины, неохотно расстающейся с их кожей. На ее месте Макс бы вообще отказался смываться. А Тамила тем временем успела отрегулировать направление и напор струй в душевой кабине, и парочку окутало облако летящих со всех сторон капель. Они ударялись о кожу и впивались в особенно нежные участки, вызывая прилив крови и делая их особенно чувствительными.