Змей-искуситель

— Ты уверена, что хочешь здесь остаться? — спросил он.

— Я не могу ехать домой, пока не решу, что делать. Я должна составить какой-то план. Я обязана взять себя в руки, чтобы иметь возможность сказать именно то, что нужно. Только я теперь не знаю, что правильно. Снова обманывать Дэвиса? Скрывать от Бэби правду всю ее жизнь? Или мне не стоит ничего предпринимать? Пусть Хейвуд Кении сам все раскопает и расскажет ис-торию Бэби только ради того, чтобы распустить слухи о новых родственниках Ала?..

— Мир изменился с тех пор, когда мы были детьми, Хаш. Людей уже ничто не шокирует.

— Только не моих людей. И не моего сына. Пальцы Джейкоба сильнее сжали мне плечо.

— У меня в этом деле тоже есть свой интерес. Все, что причиняет боль Дэвису, причиняет боль Эдди.

— Я об этом все время думаю. Она… мне нравится, Джейкоб. Нет, не так. Я люблю ее. Эдди моя невестка, и я ее люблю.

— А она любит тебя.

Мы сидели на террасе, позволяя холодному ветру кру-житься вокруг нас, и мне казалось, что этот ветер наце-ливается на душу нашей семьи, которую я отчаянно хо-тела сохранить. Я застонала, и Якобек рывком поставил меня на ноги.

— Давай войдем внутрь. Мы все обсудим. Нас ждет комната с камином. И запомни: мы с тобой мистер и миссис Джонсон, Билл и Патрисия. Я сказал им, что ты вышла за меня замуж, миссис Огден. Они думают, что я преподаю в военном колледже, о котором они никогда не слышали.

У меня вдруг ослабели колени и затряслись руки. Горло саднило. Господи, даже Якобека вовлекла в свою игру, заставила притворяться!

— Билл, судя по всему, ты женился на женщине, ко-торая рассыпается на куски.

— Миссис Джонсон не из тех, кто рассыпается на куски.

Я приняла вызов. Мы вошли внутрь.

* * *

Я сидела на краешке дивана перед камином, обхва-тив себя руками и глядя на огонь. Комната была уже укра-шена к Рождеству — на елке игрушки в викторианском стиле, запах хвои от гирлянды на полке над камином. Обстановка была элегантной, женственной, уютной: много парчи, кружева на чехлах подушек, янтарные абажуры с бахромой и бусинками, от которых свет радугой отражался на высоком потолке. Фантазия! Я любила мои фантазии. И сейчас я их теряла…

Моя жизнь с Дэви изливалась из меня словами и плавилась, словно растаявший мед. Я никогда никому не рассказывала неприглядные факты, о которых говорила Якобеку в тот долгий день. Он слушал молча, сидя в высоком кресле у камина, чуть наклонясь вперед. Его глаза не отрывались от меня, он оперся локтями о колени, его большие, грубые, но такие нежные руки свисали вниз, готовые помочь мне в чем угодно. Но мне никто не мог помочь.

Комната погружалась в темноту, тени становились все длиннее, наступила ночь. Якобек налил нам чаю, который на плетеном подносе принесла хозяйка, но я смогла сделать лишь один глоток.

— Я узнала об Эбби чуть больше пяти лет назад. Дэвис как раз уехал учиться в Гарвард, — так начала я свой рассказ. — До меня дошли слухи, и я поехала взглянуть на нее. Я всегда старалась выяснить, с кем встречается Дэви, — исключительно ради того, чтобы эти девушки не могли навредить нашему сыну. Я плохо с ними поступала, Джейкоб! Каждый раз, когда я узнавала о новой подружке, я старалась напугать ее до полусмерти. Я выследила Эбби и просто сказала ей: «Еще раз тронешь моего мужа — и ты в могиле. Ты хочешь умереть?» С другими девушками это всегда срабатывало. Но эта тощая красотка с Юга, эта богатенькая девочка — а она в самом деле была совсем девочкой, только что окончила колледж Вандербильта — посмотрела на меня огромными печальными глазами и ответила: «Если бы не ребенок, я бы вам сказала: давайте, убивайте».

Если бы не ребенок… Это был ребенок Дэви! Он обрюхатил эту девчонку. Я была готова убить его.

Эбби не хотела делать аборт, но она не хотела также, чтобы кто-то из ее семьи узнал о том, что она беременна. Она и хотела ребенка и не хотела его. В конце концов Эбби сказала, что собирается поехать к друзьям в Калифорнию, там родит малыша и отдаст его на усыновление.

Я приехала домой и приступила с расспросами к Дэви. Он заявил, что я отказалась родить ему еще одного ребенка, а он всегда хотел иметь много детей. Значит, это и моя вина тоже. А я сказала ему, что ни в чем не виновата, что это он заставил меня отказаться от мысли о втором ребенке. Потому что у меня не хватило бы сил сражаться с ним за душу этого ребенка, как я сражалась за душу Дэвиса…

Короче говоря, в ту ночь мы подрались с ним из-за того, каким стал наш брак и каким он не стал.

— Это в ту ночь ты повредила плечо? — негромко спросил Якобек.

Я не могла ответить прямо. Как я могла признаться, что жила с человеком, способным сбросить меня с лестницы? Но мне не нужно было ни в чем признаваться. Якобек сам все понял. Когда я посмотрела на него, его глаза стали почти черными.

— Я не половая тряпка, Джейкоб. Я дала ему сдачи. Не жалей меня.

— Я никогда никого не жалею, — солгал он. — Продолжай.