– Эдди здесь нет, – сказала она. – Поэтому я не вижу проблемы в том, что этот джентльмен зайдет в ваш дом.
Я едва не упала от неожиданности. Люсиль тоже вела себя очень странно. Но у меня не было оснований предполагать, что меня втягивают в какуюто кошмарную интригу или что все остальные разом посходили с ума. К тому же меня воспитали отец и мать, которые не расставались с Библией и всегда следовали завету «принимать самого последнего из людей, как Меня».
Поэтому я подошла к незнакомцу, протянула ему руку и сказала:
– Простите меня за мои сомнения. Дело в том, что мы столкнулись с несколько необычной ситуацией… но я никогда не отказывала гостям. Поэтому добро пожаловать в мой дом. Меня зовут Хаш Макгиллен Тэкери.
– Спасибо, мэм, за вашу доброту. – Старик торжественно пожал мою руку. Для бомжа у него была слишком чистая рука.
В этот момент к дому на грузовике подъехали Эдди и Дэвис. Они весь день проработали в кондитерском цехе, от них пахло яблоками и корицей. Оба были в старых джинсах и футболках, поверх которых натянули одинаковые толстые свитера. Живот у Эдди уже немного выдавался вперед, ее лицо сияло. Дэвис, улыбнувшись, сорвал бандану с ее мягких светлокаштановых волос, и в холодном воздухе осталось белое облачко муки. Эдди расхохоталась.
Старик, не проявивший ответной любезности и не назвавший мне своего имени, застыл, словно каменный, глядя, как эти двое, взявшись за руки, идут по дорожке, обсаженной кустами азалии. Эдди выглядела как ангел, припорошенный сахарной пудрой.
Интерес чужого человека к моему сыну и знаменитой невестке показался мне чрезмерным. Я окликнула Якобека, пытаясь заставить его както отреагировать. Но тот наблюдал за стариком и Эдди без всякого видимого беспокойства. Так же спокойно вела себя и Люсиль.
Эдди вежливо улыбнулась незнакомцу, но внезапно улыбка вдруг застыла на ее губах. Рука потянулась к горлу.
Эдди издала какойто странный звук, похожий на всхлипывание. Дэвис нахмурился и тут же обернулся к ней:
– Что с тобой, дорогая?
– Ничего. Со мной все в порядке. Мне следовало догадаться, что Ники найдет способ…
Улыбаясь сквозь слезы, она подбежала к старику в комбинезоне и бросилась к нему на шею. Он чтото воскликнул в ответ, крепко обнял ее, и они застыли, чуть покачиваясь.
Эдди потянула рукой за бороду, которая оказалась фальшивой.
– Папочка! – воскликнула она. – Ты выглядишь как гитарист из группы престарелых хиппи.
Я чуть не села на мои азалии. Якобек успел схватить меня за руку и удержать от падения. Его губы чуть дрогнули в спокойной, довольной, волчьей усмешке.
Президент Соединенных Штатов, никем не узнанный, стоял во дворе моего дома!
Слезы были вытерты, начались разговоры. Усевшись за круглым столом в гостиной, мы обсудили Эдвину, и Ал несколько натянуто предупредил Дэвиса, что ему придется преодолевать огромный дефицит доброй воли и уважения.
– Я знаю об этом, сэр, – спокойно ответил мой сын. – Но путь к благополучию семьи, общества или нации не всегда самый простой, и легкой победа не бывает.
– Ты цитируешь одну из моих речей?
– Так точно, сэр.
– И какую же именно?
– Вашу речь перед Национальной семейной лигой. Вы произнесли ее два года назад.
– И сколько же из моих речей ты прочел?
– Все, сэр.
– Зачем?
– Вы отец Эдди. Я хотел понять ваш взгляд на мир.
– И что же?
– Я воспользуюсь пятой поправкой, пока вы не решите, нравлюсь я вам или нет.
Ал рассмеялся.
Это была хорошая встреча. Я гордилась Дэвисом. Но что касается остального разговора и будущего наших детей…
– Думаю, я могу вернуться в ТельАвив и заняться решением мировых проблем, – устало сказал Ал, – это будет попроще. Журналистам уже и так пришлось провести впустую несколько часов в прессцентре КемпДэвида. Предполагается, что я сейчас веду переговоры с китайским министром торговли. Сегодня вечером мы появимся вместе на прессконференции и сообщим детали нового торгового соглашения.
– А чем на самом деле занят министр торговли Китая в этот момент? – спросила я.
– Играет в гольф с Эдвиной и вицепрезидентом.
– О боже!
– Разделяю ваше беспокойство. Эдвина становится просто неуправляемой, если игра идет на деньги, а вицепрезидент играет неважно.
Мы с Алом покурили несколько минут наедине, сидя на старинных плетеных стульях у пруда с рыбками. Я курила мою индейскую трубку с длинным чубуком, а Ал – сигару, одолжив ее у Якобека. Это была своего рода трубка мира. Дымки из трубок наших семей слились воедино над спокойной гладью пруда.
– Благодарю вас за заботу о моей дочери, – сказал Ал. – Как бы мне хотелось найти слова, чтобы объяснить проблему, возникшую между ней и ее матерью! Могу лишь заверить вас, что моя жена не всегда была такой упрямой, когда приходилось решать, что лучше для Эдди.
– Много воды утекло с тех пор. Боюсь, вам не повернуть вспять этот поток.