Змей-искуситель

– Мама, я собираюсь торговать яблоками каждые выходные. Мы разбогатеем, и я отправлюсь учиться в колледж, чтобы узнать, как продавать побольше яблок. И никто больше не будет над нами смеяться.

– Обещай мне, что пойдешь учиться в колледж! Обещай!

Мама бросила школу в восьмом классе. Когда они с папой поженились, ей было четырнадцать, а ему тридцать. Я родилась через шесть месяцев после свадьбы. Мама мечтала о лучшей жизни для меня и для Логана, мечтала, чтобы мы получили образование.

– Ты окончишь колледж! – повторила она.

– Я обещаю. Клянусь духом моего папы. – Я прижала его фотографию к груди.

Мама крепко обняла меня, мы обе заплакали. Потом она оттолкнула меня и свирепо посмотрела мне в глаза.

– Я верю, что у тебя сахарная кожа. Я не сомневаюсь, что ты можешь продавать яблоки. Но я ни минуты не сомневаюсь также и в другом: не только пчелы и осы знают, что ты сладкая, словно яблоко. Так что держись подальше от этого Дэви Тэкери! – Мама потрясла меня немного. – Пообещай мне!

Я смущенно посмотрела на нее.

– Но Дэви хорошо ко мне относится. Он сказал, что хочет заботиться обо мне…

Мама нахмурилась, и я вовремя сообразила, что надо остановиться.

– Обещаю, – сказала я.

Я искренне верила, что сдержу свое обещание.

И что мама проживет достаточно долго, чтобы увидеть это.

Но этого не случилось. Мать защищает тебя только до своей смерти, а потом тебе приходится самой заботиться о себе.

Глава 2

За неделю до моего шестнадцатилетия мама умерла от перитонита. Я помню, как сидела под знаменитой яблоней холодной зимней ночью после ее смерти. Я завернулась в одеяло, одной рукой прижимала к себе Логана, а другой обнимала ствол дерева, как будто в эту яблоню переселилась душа нашей матери. Я плакала, я разговаривала со старой яблоней, которую все называли Большой Леди, и в тот момент, исполненный одиночества и отчаяния, я верила, что она слушала меня и отвечала мне.

Держись за землю, Хаш. Держись крепче за меня, пусти свои корни рядом с моими.

«Я так и сделаю, – шептала я в ответ. – Я никогда не отпущу тебя».

Но в мою жизнь вмешались силы, недоступные моему пониманию. Я сидела в зале окружного суда, маленькой комнате с сосновыми панелями на стенах, пока адвокаты обсуждали наше с братом будущее и будущее нашей фермы.

– Ваша честь, ребенок в таком нежном возрасте, как Хаш, не может осуществлять должный контроль за огромным садом и домом, – пел адвокат Мак Кро-форд. Он вел дело от имени двоюродного брата моего отца, которого папа ненавидел. «Аарон Макгиллен просто жадный сукин сын». Я не раз слышала от папы эти слова.

– Мистер Аарон Макгиллен всем известный бизнесмен, ему принадлежит кондитерская на новой автостраде, – продолжал Кроуфорд. – Он готов купить ферму по рыночной цене, что позволит юной мисс Хаш и ее бедному маленькому осиротевшему брату получить достаточное количество денег, чтобы жить безбедно.

Наш старый и очень дешевый адвокат Фред Карлайл, который пил бурбон в своем офисе недалеко от здания суда и носил накладку из фальшивых рыжих волос, чтобы скрыть плешь на макушке, театрально поднялся.

– Ваша честь! – прорычал он. – Аарон Макгиллен обсчитывает собственных официанток и лишает их чаевых!

Присутствующие Макгиллены торжественно кивнули, подтверждая его слова. Наша большая семья поддерживала меня. Но на судью слова Карлайла не произвели никакого впечатления, и я снова застыла на своем месте. От запаха мяты и бурбона, исходившего от мистера Карлайла, меня едва не выворачивало. Пот тек по моей груди, и дешевое платье, купленное в магазине подержанных вещей, прилипало к коже. За моей спиной Логан ерзал на скамье между Мэри Мэй и Дэви. Наконец мой пухленький братик громко прошептал, как сделал бы на его месте любой пятилетний ребенок:

– Хаш! Ну Хаш! Пойдем домой!

Я обернулась к нему и прошептала в ответ:

– Братишка Логан, я изо всех сил стараюсь сохранить наш дом, чтобы мы могли туда вернуться. Этого хотели бы наши мама и папа.

После этих слов несколько моих родственниц заплакали.

Судья Редмен, краснолицый дородный старик, куривший тонкие сигарки с фильтром во время процесса, отмахнулся от мистера Карлайла и указал на меня:

– Мисс Макгиллен, не кажется ли вам, что я был бы дураком, если бы доверил шестнадцатилетней девушке управление фермой?

Я встала, вцепившись в маленький кейс, который выторговала на блошином рынке в Далиримпле, и сказала очень отчетливо:

– Да, ваша честь, вы были бы дураком, если бы я была обычной шестнадцатилетней девушкой. Но так как я необычная девушка, то вы будете дураком, если этого не сделаете.

Люди в зале охнули. Судья нахмурился и затянулся сигаркой так глубоко, что пепел не упал на стол.

– Расскажите мне, мисс Макгиллен, как вы намерены помочь мне, дураку, справиться с этой задачей.

Я открыла кейс, повернула его так, чтобы Редмену было видно, и высыпала содержимое на стол. Связки двадцатидолларовых купюр едва не свалили подозрительно пахнувший мятой стакан с водой, к которому время от времени прикладывался мистер Карлайл. Правительственные бонды и акции оказались сверху.