Змей из райского сада, или История Евы Королевой, родившейся под знаком Водолея

И я нашла. Разве не плюс? От вынужденного безделья у меня выросли ногти. И от нечего делать я все время подпиливала их и полировала специальной пилочкой, которую принес по моей просьбе Денис.

Ну и последнее преимущество моего безнадежного положения заключалось в том, что я в своем вынужденном изгнании все время смотрела телевизор. А потому американская речь стала для меня прозрачна и понятна на слух. Двухнедельное погружение я осуществила по-своему.

Накануне отъезда Чургулия нервничал. Свой серьезный разговор с Хойзингтоном он откладывал до последнего. Мы уже собирали вещи, когда он наконец решился.

Через две минуты в дверь постучали. Эвелин пришла ко мне с чемоданом. Она начала издалека.

— Мы познакомились с Эриком, когда ему было пятьдесят два года. Это был самый восхитительный роман из всех, которые у меня были. Он любит меня до сих пор как сумасшедший. И дарит мне жуткое количество вещей. Ева, я не знаю, куда от них деваться. И главное, я за всю жизнь все это не успею надеть. Я тут принесла кое-что. Может, ты возьмешь с собой в Россию. У вас там трудно, я знаю. А ты ведь ничего не успела себе купить. Если не хочешь себе, возьми подругам. Это все почти новое. Если я надевала, то всего пару раз.

Долго уговаривать меня было не нужно. Как только мы с Эвелин открыли чемодан, на глаза мне попалось вечернее красное платье. Я сразу поняла, что возьму все. Если Чургулия откажется, я буду тащить все это на своем горбу. Но я этого не отдам. Мне такие вещи разве что снились. Единственное беспокойство вызывал размер. Эвелин была немного меня повыше. И, скорее всего, уже в кости. Но различия наши не выглядели фатально. Только бы подошло!

Ровно полтора часа я прокрутилась перед зеркалом. Все надо было чуть-чуть подогнать. Но никаких капитальных переделок не требовалось. Вот оно счастье, подумала я стыдливо. Так радоваться шмоткам — это все-таки «моветон». На радостях я троекратно расцеловала Эвелин, слегка ее удивив.

— Подружки будут в восторге! — проникновенно сказала я и показала им всем мысленно фигу. Все эти кофточки, идеальные брючки, юбки, пиджачки, красное и черное платья буду носить только я. Я и еще раз я!

Чургулия вернулся и молча присел на кровать. Я ждала его в красном платье. Он посмотрел на меня мрачно, ничего особенного не заметив.

— Хойзингтон категорически против, чтобы мы задержались. Он расписывал мне все сложности в таких черных красках! Любой дурак заподозрил бы его во лжи. Просто старику не надо проблем на задницу. Ну и ладно. Деньги за портрет Эвелин он мне заплатил. Завтра они с ней улетают в Мадрид. Так что в аэропорт мы поедем вместе.

— Я даже не видела, какой портрет ты нарисовал, — сказала я тихо. Мне было не очень приятно, что мнение мое его не интересовало.

— Да какой там портрет, — он с досадой поморщился. — Так, халтура. Она не могла помолчать ни минуты. У нее и так лицо жутко сложное. Как его вообще можно писать в движении? Ну, пришлось схитрить. Вышло вроде ничего. Им понравилось. А это сейчас самое важное.

— Что? То, что им понравилось? — спросила я несколько враждебно.

— То, что здесь за такое баксы платят. Вот что действительно важно.

— Знаешь, здесь и за мытье сортира баксы платят. Не желаешь попробовать?

— Ева, Ева… Что ты знаешь об Америке…

— Ну ладно, Маврик. Это запрещенный прием, — сказала я, уговаривая себя не заводиться по поводу того, что Америку я не знаю. И пытаясь почерпнуть источник спокойствия в созерцании, ковра под ногами, увидела вдруг красный подол и вспомнила, что на мне платье моей мечты. — Скажи лучше, как тебе мое обалденное платье? Эвелин угостила.

Чургулия рассеянно скользнул по мне взглядом и покривился. Зачем я его только спросила!

— Ты бы еще губы красным намазала… Вульгарно. Красный — явно не твой цвет. Это хорошо для брюнеток. А тебе — только хаки. Сколько раз уже говорил.

Ну и пожалуйста. Я резко крутанулась на пятках, как капризный подросток. В конце концов, это же платье моей мечты, а не Чургулии. А корректировать мои мечты я ни кому не позволю. Даже моему мужу. Я и так постоянно уступаю ему во всем! Если я из-за него откажусь от собственной, пусть и вульгарной мечты, от меня как от личности не останется ничего! Нет! Красное платье, как красный революционный флаг, казалось мне символом моей личной автономии. Без личной свободы я начинаю задыхаться.

В хаки пусть одеваются солдаты!

__________

С Хойзингтонами мы расстались в аэропорту. Направления у нас были разные. Судьбы разные. Мы слезно благодарили за постой. Они выражали мне свои соболезнования по поводу затянувшейся болезни. Желали Чургулии творческих успехов и просили присылать им по почте фотографии его новых шедевров.

Когда мы наконец расстались, американизированный Чургулия в модных штанах с карманами на всех суставах и хрящах повернулся и твердо посмотрел мне в глаза. Я уже отвыкла от такой целенаправленности его орлиного взгляда. И даже ощутила приятное волнение, как тогда, когда он только начинал меня рисовать и смотрел так все время.