Будь я одна, меня было бы не вытащить из щели между скамейкой и стеной. Но мы подошли к открытой в небо двери вместе, сцепленные воедино. Я обезумела и стала трепыхаться.
— Ку-уда? — заорал он мне в ухо, загораживая собой путь к отступлению. — Только вперед!
Вот это начало моего нового года, вот так день рождения! Кокаин с героином пополам с витамином! Падение, озвученное моим криком, сорвавшимся от ветра на визг. Страх смерти. И резкая радость жизни, разделенные с Севой пополам в остановившемся сером небе.
А потом — земля. Снег. Провал в памяти.
Шампанское, льющееся через край. Глотки счастья. Смех до изнеможения и жестокие поцелуи в губы.
И я снова отчаянно юна!
Такого прекрасного дня рождения у меня еще не было.
Мне казалось, что законы-физики в мою честь перестали действовать. Сила тяжести отпустила процентов на пятьдесят. Я перестала ходить и начала порхать.
Сева обещал, что хорошо будет полгода. Но на таком градусе больше недели я бы не продержалась. Состояние мое было — как если бы мне дали официальную бумагу, что я бессмертна, и подписана она была бы самим Господом Богом…
Я родилась заново. Заново влюбилась. Заново захотела жить.
Мне казалось, что я телевизор, которому заменили выдохшуюся трубку. И теперь вместо серо-зеленого месива на экране появились неправдоподобно яркие краски.
Такой подарок дорогого стоил. Ни один бриллиант в мире не мог сравниться с ним по своей цене. На обратном пути ни в какой магазин мы так и не заехали. Мы ввалились домой в коллективной эйфории.
Вторая бутылка шампанского, припрятанная в машине, хлопнула прямо в прихожей. Я хлестала его так, как пьют воду, после перехода через пустыню.
Пока я пила, прислонившись к стене, Сева стягивал с меня ботинки.
Я передала бутылку ему и кинулась расстегивать его куртку.
Сделав всего пару глотков, он снова отдал ее мне. Теперь с его помощью я рассталась с джинсами.
А потом, побросав на ходу совершенно лишние вещи и оставив их валяться в прихожей, мы кинулись друг другу в объятия. Он отнял мешающую мне бутылку, подхватил меня одной рукой, отнес в комнату и зачем-то захлопнул ногой дверь, хотя кроме нас в квартире никого не было.
Все его подарки в тот день были бесценны. Но все они остались только в моей памяти. Взять с полки и показать их внукам я, увы, не смогу.
В тот день он заставил меня узнать о себе то, о чем я не подозревала. Мне казалось, что я знаю об этом все. Как мне надо. Сколько. И когда мне уже точно не надо.
Оказалось, что все не так.
Оказалось, что когда я думаю, что мне не надо, — я просто ленюсь. А дальше-то как раз и начинается самое интересное.
Второй раз взрывная волна сметает на своем пути то, до чего не достала первая.
Третий изумляет до глубины души.
Четвертый захватывает пространство вокруг тебя, которое в этот момент становится твоей собственностью.
Пятый пробивает красный коридор в соседнюю галактику.
Шестой — это Эверест, на котором кричишь, обращаясь ко всему миру: «Здесь был Вася-а!».
Кажется, дальше подниматься некуда. Лежишь и умираешь. И вот тут-то до тебя доходит, что означают все эти ранее непонятные сцены из фильмов, когда герои не могут пошевелить ни рукой, ни ногой. Раньше аналогий с большим спортом мне было никак не понять.
— Я не могу больше, — говорю я искренне как никогда.
— Можешь, просто еще не знаешь об этом, — улыбается он и съезжает щекой по моему животу.
Меня забыли спросить, лечу ли я в этом самолете. Я замираю от бархатного наслаждения. Или мучения… Разве наслаждения пытаешься избежать, бессильно хватаясь за простыни и царапая ногтями стену… Определяться в понятиях нет сил. Они двоятся.
Он не дает мне спастись от него бегством и отползти из последних сил в сторонку. И я ему опять благодарна. Чека из гранаты вынута. Через пять секунд прогремит оглушительный взрыв и остановить это уже невозможно. Мне кажется, что нутро мое плавится, как жидкий металл Терминатора. Растекается. А потом вскипает, как электрический чайник красного цвета. Несколько секунд кипит и бурлит белым ключом. Кнопка автоматически отключается, чтобы избежать перегрева системы и превращения ее в реактивный двигатель. Раскат грома проносится по небесам моего отстегнувшегося сознания и теряется за верхушками дальнего леса.
Романтик сказал бы, что это — любовь. Я, пожалуй, от диагноза воздержусь. Из чистого суеверия.
Такого позорного дня рождения у меня еще не было никогда.
Я очнулась в половине седьмого вечера. За окнами темнело.
Севы рядом не было. Я села рывком на постели, пытаясь хоть что-то вспомнить.
В семь должны были прийти гости, о которых я впервые в жизни забыла напрочь.
Гостей угощать было совершенно нечем. Но это еще полбеды. Надо было хоть встретить их в подходящем для случая виде. Я вскочила с кровати и забегала, как в убыстренном кино. Застелила кровать, как солдат. Прыгнула в душ, убрав волосы под романтично-розовую шапочку. Высушить голову мне было уже точно не успеть.