Змей книги бытия

Всем известен процесс Калиостро, приговоренного к смерти Инквизицией, — наказание, которое было заменено папой на пожизненное заключение. Обратимся к «Жизни Иосифа Бальзамо, графа Калиостро, извлеченной из Процесса, проведенного против него в Риме в 1790 году, переведенной с итальянского оригинала, напечатанного в апостольской палате»(Paris, 1791, in-8, портрет). На страницах 129–132 помещен подробный рассказ о посвящении в мистерии Иллюминатов, представленный Калиостро судьям. Действие происходит в загородном доме, в трех милях от Франкфурта-на-Майне, в 1780 году. Мы приводим эти показания дословно: «…Мы спустились по четырнадцати или пятнадцати ступеням в подземелье и вошли в округлую комнату, посредине которой я увидел стол; мы раскрыли его, и под ним находился железный ящик, который мы тоже раскрыли, и в нем я заметил множество бумаг: эти две особы [457]взяли оттуда рукописную книгу, сделанную в виде молитвенника, в начале которой было написано: мы, великие магистры тамплиеров и т. д… За этими словами следовала формула клятвы, изложенная в самых ужасных выражениях, которых я не могу припомнить, но которые заключали в себе обязательство уничтожить всех деспотических государей.Эта формула была написана кровью и имела одиннадцать подписей, помимо моего шифра, который был первым; всё это тоже написано кровью. Я не могу припомнить всех имен в этих подписях, за исключением неких N., N., N. и т. д. Это были подписи двенадцати Великих Магистров Иллюминатов; но, по правде, мой шифр был проставлен не мною, и я не знаю, как он там оказался. То, что мне сказали о содержании этой книги, которая была написана по-французски, и то немногое, что я из нее прочитал, еще больше убедили меня в том, что эта секта решила нанести первый удар по Франции; что послепадения этой монархии она должна поразить Италию, и, в частности, Рим; что Хименес, о котором уже говорилось, был одним из главных вождей; что интрига была тогда в самом разгаре и что Общество обладало большим количеством денег, рассредоточенных по банкам Амстердама, Роттердама, Лондона, Генуи и Венеции…» [458](стр. 180–181).

Настаивать на ценности этих показаний означало бы оскорблять проницательность читателя. Итак, когда Престол был упразднен, принялись за Алтарь: церкви закрыты и разорены; священники вынуждены изменять своей клятве; богиня Разума восседает в качестве живой эмблемы блудницы на архиепископском алтаре Нотр-Дам; всё церковное имущество находится под секвестром или передано другим владельцам: всё это и множество других вещей были лишь первыми последствиями якобинской злопамятности; и когда шестнадцать лет спустя Бонапарт оскорбил величество папы, плененного в Фонтенбло, и побледнев от бешенства, дошел в своей горячности (говорят) до того, что рассек сверху вниз белую рясу понтифика ударом своей стальной щпоры, этот враг всех сект сделался, конечно, не догадываясь об этом, запоздалым исполнителем мести Тамплиеров.

Сколько подобных сближений можно было бы сделать, если бы это позволяли рамки нашей книги!

Позаимствуем у Элифаса Леви, прекрасного рассказчика, еще одну из этих весьма красноречивых историй о Французской революции. Дело было в 1792 году.

«Король был пленником в Тампле, а элита французского духовенства — в изгнании, или в Аббатстве. Пушка гремела на Новом мосту, и грозные дощечки объявляли, что родина в опасности. Тогда неизвестные устроили резню. Отвратительный исполинский человек с длинной бородой появлялся повсюду, где можно было зарезать кого-нибудь из священников. «Эй! — говорил он им со зверской ухмылкой. — Вот вам за Альбигойцев и Вальденсов! Вот вам за Тамплиеров! Вот вам за Варфоломеевскую ночь! Вот за севеннских изгнанников!..» И он с яростью наносил удар, всегда или саблей, или резаком, или дубиной. Оружие ломалось и заменялось новым в его руках; он был весь в крови с головы до ног; его борода вся слиплась от нее, и он клялся чудовищными богохульствами, что отмоет ее только кровью.

Именно он предложил ангельской мадемуазель де Сомбрей тост за нацию…

После смерти Людовика XVI, в тот самый момент, когда он испустил дух под топором Революции, человек с длинной бородой — этот Вечный Жид убийства и мести — взошел на эшафот перед испуганной толпой; он набрал полные пригоршни королевской крови и, вылив ее на головы народа, сказал жутким голосом: «Французский народу я крещу тебяименем Жакам свободы!» [459]

Еще одна цитата ученого Элифаса подведет нас к личности и процессу посвященного Жака Казотта, необычный случай которого мы выбрали для завершения этой главы.