В конце мая Девлет-Гирей, по совету своего ближнего советника Менги-нукера, вышел в Путивлю и встал на обширных заливных лугах прямо под стенами древнего города – но на другом берегу Сейма. Татары знали, что делали – брод, позволяющий перейти реку, находился примерно в двух верстах от города вниз по течению. Чтобы добраться до него, а потом до лагеря степняков, решившимся на вылазку русским пришлось бы топать пару часов у всех на виду – и за это время даже ленивый успел бы приготовится отбить атаку. От стен стоящего на высоком холме города по прямой до шатров бея и его советника было всего три-четыре сотни саженей. Но половину этого расстояния составляла стремнина Сейма трехсаженной глубины.
Оставшись приглядывать за городским гарнизоном с двумя тысячами нукеров, Девлет-Гирей отпустил остальных воинов на облаву – и лихие степняки с готовностью ринулись во все стороны, отлавливая зазевавшихся путников, девочек, отправившихся отнести обед отцу в поле, самих пахарей. Они проносились по деревням снося, подобно Змею-Горынычу, все, что могло представить хоть какую-нибудь ценность, и оставляя после себя хлопающие дверьми опустевшие дома и молчаливые разоренные сараи. Всего за несколько дней татарские тысячи дошли до Баник, Шалыги, разорили Бурынь и Конотоп.
Обитатели города могли наблюдать, как внизу, почти у них под ногами, к басурманскому лагерю что ни час, подходят все новые и новые обозы, сгоняется скотина и толпы людей. Детей запускали в общие загоны, мужчин связывали спинами одного с другим. Самых красивых девок радостные татары укладывали тут же на землю, распиная между колышков и оставляли лежать целыми днями, по очереди подходя и насилуя. Некоторым задирали юбки и завязывали над головой, после чего слепых и беззащитных, со смехом гоняли друг к другу, шлепая, подкалывая саблями и ножами, либо, разгорячась, тут же, при всех, насилуя.
Временами некоторые горожане узнавали в татарских полонянах знакомых и родственников – но ничем, кроме посылаемых в сторону нехристей проклятий, помочь своим близким не могли.
Первого июня татары снялись с лагеря и медленно двинулись на восток, но спустя четыре дня резко повернули на юг, втягиваясь между Сулой и Пселом на старый, нахоженный, омытый слезами миллионов полонян Бакаев шлях.
Имея в обозе тысячи невольников, большинство из которых были слабыми детьми или девками, при утрате привлекательности стремительно теряющими в цене, татары шли медленно, проходя за день немногим больше десяти верст. До ханства такими темпами они добирались почти месяц, но еще дней через десять Девлет-Гирей рассчитывал закончить свой путь в Гезлеве или Кафе, а оттуда заехать в Балык-Каю и преподнести Кароки-мурзе какой-нибудь подарок. Если хочешь в этом мире чего-либо достичь – с султанскими наместниками ссориться не нужно. С ними следует или дружить, или хоть как-то проявлять дружелюбие. Никогда не угадаешь, когда и чье слово окажется решающим в далеком Стамбуле.
Однако всего в одном дне пути от Ор-Копа разъезды вдруг наскочили на приглядывающие за степью дозоры. Причем дозоры – русские!
– Они хотят нас перехватить, Менги-нукер, – метался перед палаткой Девлет-бей. – О, Аллах! Мы просидели половину зимы в холодном снегу, мы дрались, как волки, еще месяц мы торчали посреди воды, как филин на тополе. Мы наконец-то смогли взять хорошую добычу, мы довели ее до ханства, и вдруг оказывается, что русские поджидают нас прямо здесь!
– Этого не может быть, хан, – покачал головой русский, продолжая спокойно сидеть на потнике перед полотняным пологом. – Неужели ты думаешь, что они гнались за нами от самого Путивля? И что не боятся стоять на Перекопе, в самом центре ханства?
– Дозорные привезли тело одного из зарубленных в стычке, – Гирей резко остановился и протянул Менги-нукеру руку. На пальце болтался привязанный к тоненькому ремешку крест.
– Нужно остановить обоз и выдвинуть вперед конницу, – все тем же безразличным тоном продолжил русский. – Пусть прикроет добычу, если желает получить свою долю.
– Я уже отдал такой приказ, Менги-нукер. Я не так глуп, как тебе хочется думать.
– Если бы я считал тебя глупым, хан, – спокойно возразил Тирц. – То я бы к тебе не пришел.
– Я о другом говорю, Менги-нукер, – заткнул крестик куда-то в складки пояса татарин. – Ты должен сделать своих монстров. Сейчас! Чтобы они перебили загораживающих нам дорогу русских.
– Ты хочешь, чтобы я вылил на землю всю кровь ради твоего страха и жадности? – на этот раз голос Тирца стал жестким и холодным. – Големы мне нужны для того, чтобы покорить Россию, а не ради нескольких золотых монет.
– Там и твоя добыча, Менги-нукер, – скрипнув зубами, напомнил бей.
– Но здесь не может быть русских, – поднявшись на ноги, ответил Тирц. – Это же Перекоп! Покажи мне здесь хоть одного боярина с оружием в руках и без веревки на шее – и я сделаю тебе голема в тот же день.
– Тогда садись на коня! Ногайские сотни уже ушли вперед.