Змей Рая

Но худшая часть путешествия всё еще ждала нас впереди. Тропа становилась всё круче и уже, огибая высокий пик — с другой стороны открывался крутой обрыв в несколько километров высотой. Здесь Моханду остановил пони и знаком велел спешиться: продолжать подъем верхом было невозможно. Отсюда нам нужно было шагать пешком, и само восхождение было пугающим. Я избегал того, чтобы смотреть в бездну, боясь приступа головокружения, и зная, что запросто могу погибнуть, один раз неловко поставив ногу. Неожиданно я увидел группу мужчин, спускавшихся нам навстречу. У них были длинные бороды и красные мантии, в руках они держали походные посохи. Они спускались так стремительно, что казалось, просто скользили по поверхности; их лбы были отмечены горизонтальными белыми линиями, что отмечало их принадлежность к культу Шивы. Не приложу ума, как они прошли мимо меня, ведь ширины тропки едва хватало для одного человека. Но всё же, как–то они прошли по краю пропасти, я успел заметить только их застывшие и остекленевшие взгляды. Еще они показались безмерно радостными: ведь они возвращались из Амарнатха, и, спускаясь с горы, распевали санскритские имена Бога: тысячу и одно.

Наконец, в последнем усилии мы одолели еще один поворот и прошли перевал, оказавшись на противоположном склоне горы. Теперь нам предстояло пересечь поля глетчеров. Лед сверкал под солнцем, воздух был чист и тонок. Чуть погодя мы встретили еще одного странного незнакомца, очевидно, свами; у него была кудрявая борода, а одет он был в мантию шафранового цвета. Когда он увидел, с каким трудом я шагаю по глетчеру, он приблизился и, ни слова не сказав, помог мне. Мы приближались к лику горы, теперь вздымавшейся прямо перед нами. Вскоре я стал различать нечто: будто бы тень на ее склоне — это и была пещера Амарнатх, легендарное святилище Шивы. Мы подходили ближе, и воздух, казалось, наполнялся множеством острых вибраций, будто звоном тысяч невидимых колокольцев. Тогда я заметил похожих на голубей птиц: они порхали у входа в пещеру, а потом полетели нам навстречу, будто радуясь нашему прибытию. Я стал чувствовать облегчение, будто вес моего тела исчезал. В ярком свете солнца снег оживал, и произносимые святым мантры резонировали в окрестных просторах.

У входа в пещеру располагалась группа брахманов–шиваитов, чьим долгом было охранять ледяной лингам и оберегать великую тайну культа. Я почтительно приветствовал их, и прошел в святилище. Пол был устлан лепестками цветов, а воздух будто загустел от дыма благовоний и курений сандалового дерева. В середине вздымался гигантский белый сталагмит, подобный внезапно застывшему столпу пламени. Он воплощал фаллос Шивы, возникающий из йони, вагины Парвати — жены Шивы. Но образ этой пещеры восхвалял не просто сексуальность, и даже не творение. Он, конечно, воплощал и эти силы, но прежде всего, представлял собой Абсолют: несмотря на действие творения, участвующие в нём силы сливались в цельности, исключающей смерть. Лингам Шивы бесконечные века дыбился в йони его супруги, и эта пара составляла единство, столь же древнее, как и священная гора, укрывшая их.

Итак, то же таинство пещеры Элефанты в бомбейской гавани повторилось и в льдистой пещере Гималаев. Здесь, в главном зале Дворца на вершине Древа Жизни, встретились двое и заключили друг друга в объятия. Они искали друг друга так долго, и, наконец, сошлись вместе. Их радость так велика, что они плачут от счастья, и слезы их становятся сталактитами и снежными лепестками пещеры Амарнатх.

Стоя посреди пещеры, я забормотал древние слоги, всегда спавшие во мне, но оживающие перед лицом примордиальных символов. Я бормотал также годы назад, стоя посреди снежных пустошей Антарктики.

Один из жрецов храма провел по моему лбу палочкой сандалового дерева, изобразив три параллельные линии, знак культа Шивы. Я повернулся и хотел уйти, но у выхода кто–то, укутанный в меха, схватил меня за руку и лихорадочно выкрикнул:

— Кайлас! Кайлас!

Потом он указал в направлении каменной стены, окружавшей овраг, показывая, что за ней лежат трансгималайские плато и Тибет.

Как и всё, произошедшее здесь, действия этого человека выходили из ряда вон, но в то же время, с чрезвычайной точностью вписывались в окружение. Я думал, будет ли та пещера, в которой обитают учителя моего Наставника, подобна Амарнатху, и воображал, что она также освещена льдистым светом — белым солнцем потрясающего бога, неизменного в творении и разрушении, любящего и ненавидящего без малейшей тени эмоций.

Как говорят, Ледяной лингам в Амарнатхе изменяет размер согласно циклам роста и убыли луны. В полнолуние этой ледяной фаллос достигает пика эрекции; тогда гигантский сталагмит вздымается в темноте пещеры, пытаясь достичь сводов, будто доходя до пределов собственной вселенной, заполняя сомкнутый купол собственного творения. Тогда холодный пламень вибрирует в сердце льда, в безмолвии, как это было тысячи лет — с тех пор, как восстали горы и воды отхлынули с лика земли.