Змей Рая

Повсюду вдоль берегов и на крутых узких улочках города — сотни храмов, обиталища всех мыслимых богов; например, один посвящен богине оспы. Есть и непальский храм, деревянные стены которого сплошь испещрены резными эротическими фигурками; тут же и другой, посвященный Кали — здесь приносят в жертву животных, и кровь струится по мраморному полу, а на крыше скачут и вопят дюжины обезьян. На короткой улочке, настолько тесной, что не позволит разминуться и двум прохожим, открывается окошко в стене: виден зал храма, в котором маслом, молоком и соком фруктов омывается лингам. Ладони преданных женщин купают его, проливая струи патоки и духов. Совсем неподалеку слышен нескончаемый бой барабанов, сопровождаемый молитвами и плачем. Это дом вдов, населенный женщинами, потерявшими будущее. Поскольку они не исполнили ритуал сати, как это делали женщины в прошлые века: не взошли на погребальный костер вместе с умершими мужьями — они считаются мертвыми, и вынуждены умолять о милости прохожих, и тем продлевать агонию доживания в этом городе кошмарных видений.

Улицы Бенареса не имеют с земным миром решительно ничего общего; по правде, они неописуемы, и не поддаются никаким сравнениям. Одновременно ужасающие и обольстительные, отвратительные и завораживающие. Каждый, кто прошел улицами Бенареса, держа открытыми глаза и разум, поймет, что наблюдает зрелище поистине грандиозное. Эти улицы отражают муки творения, и вместе с тем — величайший триумф духа над мучением. Сострадание и бесчеловечность, жалость и ужас, мельчайшее и космическое — всё сплетается в материю улиц Бенареса. И над всем вибрирует невероятный шумный хохот, будто говорящий: «Взгляни–ка на этот фарс, эти боль, отчаяние и величие — и рассмейся, потому что ничто из этого не существует на самом деле; все мы клоуны, занятые в великой комедии, в Майе».

Бенарес также наполнен волшебством и миражами. В чём–то он подобен улицам Чандни Чоук Нью–Дели, но здешняя атмосфера — квинтэссенция религиозности. Ведь страдание и болезнь, предшествующие смерти в Бенаресе — нити религиозного мотива Индии. Поэтому уродцы, наблюдающие за смертью прокаженных, смотрят ясными глазами, их лица умиротворены. Они улыбаются, зная, что хорошо играют назначенную божественную роль — она показалась бы тяжелой, если бы не была частью великой комедии.

Скрестив ноги, на улицах сидят карлики в тюрбанах, в их глазах — улыбка безбрежного сочувствия. Мимо проползает голый мужчина, обмазанный синей пастой. Он приподнимается с земли и, пошатываясь, швыряет себя вперед. Снова поднявшись, он повторяет то же действие. В конце концов, он доберется до священной реки, хотя ему предстоит преодолеть еще многие кварталы. Всё утро меня преследовал ребенок, беспрестанно теребивший меня за ногу. Совершенно невозможно было избавиться от него: всякий раз, как я давал ему денег, он просто просил еще.

Поверх этих узких улиц, погруженных в тень огромных деревьев, скачут и резвятся обезьяны, внизу торжественно шествуют коровы. Все остальные должны уступать им: корова обладает своего рода непреложным преимуществом в движении. Улицы уставлены сотнями магазинов и лотков, ведь Бенарес — центр шелковой промышленности. Сари из Бенареса, отделанные золотой вышивкой — чудо индийского ремесла, знаменитое во всём мире. А еще вдоль берега высятся дюжины роскошных дворцов, построенных махараджами царств древней Индии. Открытые веранды этих дворцов предназначались махараджами для паломников из близлежащих районов, посещающих Бенарес. И здесь, как и везде, подчеркивается всеохватная, неразборчивая жизнь Индии: всё делается сообща, индус всегда окружен другими людьми. Он живет, любит, ест, спит и умирает прилюдно, а значит, должен сохранять внутреннее, духовное уединение. Практически каждый махараджа или богатый индийский купец выстроил в Бенаресе дворец, но все они — на одном берегу; на другом же, совершенно одинокий, стоит дворец махараджи Бенареса, принадлежащего к касте не кшатриев, но брахманов, ведь, согласно общему мнению, он — прямой потомок Шивы. Юный махараджа скромен и образован. Он в особенности интересуется сравнительным религиоведением и доколумбовыми цивилизациями Америки — культурами майя, ацтеков и инков. Он полагает, что когда–то между Америкой и Индией существовала связь, которая теперь должна быть изучена.