Змей Рая

В этой деревне живут многие странные люди. Долгое время здесь жил англо–индийский майор, за годы побывавший в браке с несколькими местными женщинами. Теперь же он постарел и был не вполне здоров. К нему приходил саддху, мужчина, отрекшийся от мира и носящий мантию шафранового цвета. Этот саддху приносил майору собранные в горах травы и кусочки бумаги, на которых были написаны мантры. Майор был обращен в индуизм, и держал в своей комнате изображения индийских богов. Вечерами я слышал, как он читает маленькому ребенку и местной женщине, которая спала с ним в одной комнате. Он читал английские истории, переводя их на здешний язык. Однажды я проходил мимо его дома, и, заметив, что окна не занавешены, заглянул внутрь. Я увидел обнаженную женщину, вытиравшую полотенцем руки и ноги. Она пела мягким голосом, и я подумал, что это, должно быть, жена майора. А на следующий день я встретил ее в горах — она пасла стадо овец, повязав голову ярким красным платком.

Здесь все женщины носят яркие цвета; взгляды их глубоко посаженных глаз очень пронзительны. В летние ночи они собираются в лесу, и там играют на флейтах и бьют в барабаны. Но большую часть времени юные пастушки проводят в горах, в одиночестве, присматривая за стадом и разглядывая далекие вершины и ледники.

Однажды я взбирался по чрезвычайно крутому склону — впрочем, такому же, как и большинство гималайских склонов — и оказался в очень неловкой ситуации: я ухватился рукой за корень, а ноги мои вдруг утратили всякую опору, когда под ними осыпался грунт. И так я прижался к стене отвесной пропасти, и совершенно не знал, что делать дальше — а потому просто стал ждать, пока произойдет чудо. И вот чудо явилось: в виде любезной пастушки, заметившей меня, и спустившейся, чтобы помочь. Она протянула мне руку, и пока мы не добрались до безопасного места, я уже не решался ее отпустить. Она уверенно провела меня по крутой стене утеса, не переставая весело хохотать. Ее красный платок трепетал на ветру, и пока мы поднимались, ее голые ноги порой оказывались у меня перед лицом. Когда же мы остановились, я увидел ее глубокие счастливые глаза, пригласившие меня в приключение более увлекательное, но с тем и намного более опасное — прямо там, на крутом склоне среди диких сосен, растущих на краю пропасти.

Я воображаю, что она всё так же остается там, спасая жизни путников от одной пропасти, чтобы утопить их в омутах своих глаз.

Пока я возвращался в свою хижину, успело стемнеть. Усевшись на небольшой диванчик, я скрестил ноги в позе лотоса. Уже очень долгое время я не тренировал это умение, но теперь начертил знак поверх сердца и постарался сосредоточиться на пространстве между бровями. Поначалу ум мой был настолько заполнен идеями и образами, бесконечно проносящимися передо мной, что я почувствовал лишь замешательство. Но вскоре мне удалось обуздать все эти изображения и создать вакуум, достичь пустоты, позволившей ледяному ощущению постепенно взбираться по позвоночнику. Вскоре стали вырастать и множиться спирали, и я почувствовал, как теряю форму и очертания, и будто двигаюсь вперед и назад, подобно маятнику. И как раз в этот момент я почувствовал вдохновение. Мне захотелось выскочить, выпрыгнуть наружу, вообразить себя вовне, стоящего у двери — пока не стало слишком поздно. Мне удался этот прыжок, и тогда я понял, что нашел ключ к великому процессу, который так долго искал. В результате я увидел себя снаружи; я наконец чувствовал себя вне своего тела. И через секунду я оказался в горном храме, лежа на темном алтарном камне, и кто–то рядом готовился к тому, чтобы заклать меня. Я яростно сопротивлялся, и, содрогнувшись, вернулся в тело, сидя на диване в горной избушке.

Я провел руками по лбу, стирая холодный пот. Как долго я просидел так, не знаю; глотнув воды, я вышел в ночь. Глубоко вдыхая холодный ночной воздух, видел, как в бледном свете сияют ледники.