Змеи в раю

— Вряд ли это серьезный повод убить человека.

— А ее не только из-за этого убили. Она знала про этого человека кое-что еще. Знала, например, что этот мужчина был любовником Санны и убил ее, когда она решила его бросить. Точно не знаю, почему она заговорила об этом: может, из-за решения сестры о разводе? Наверное, она считала, что Санна отчасти сама виновата в том, что так случилось, но Лааксонены уж точно не виноваты в произошедшем.

Глаза мужчины потемнели, как небо перед грозой. Я заметила, как он снова напрягся, хотя голос звучал спокойно.

— Забавная история. С нетерпением жду, чтобы ты уж наконец поведала мне, кто же главный герой.

— А разве ты сам не знаешь, герр доктор? Я сглупила, сразу не догадавшись, что именно ты был любовником Санны.

Я внимательно рассматривала его темную голову с серебристо-седыми висками, большие красивые руки с длинными пальцами. Я вздрогнула, когда мужчина внезапно пошевелился, но он лишь полез в карман за сигаретами. Прошла целая вечность, пока Хельстрем не торопясь закурил. Он заговорил тихим и все таким же спокойным голосом, словно беседовал с пациентом на приеме:

— Освобождение Киммо из тюрьмы — это полностью твоя заслуга. Но расследование лучше оставить на долю полиции, они справятся с этим лучше.

— «Прими, детка, пару таблеток оксепама, тебе станет лучше и спокойнее» — так ты ей говорил? Как же я сразу не сообразила? Разумеется, это ты ее снабжал таблетками. Как же ты мог спать с собственной пациенткой? Я была знакома с Санной и знаю, какой очаровательной девушкой она была, но ты же взрослый, умный мужчина…

Хельстрем молчал, глядя куда-то поверх моей головы. С улицы слышались крики мальчишек, гонявших по двору на велосипедах. Они болтали друг с другом по-шведски, вставляя в свою речь ругательства на финском языке.

— Санна хотела рассказать кому-то о вашей связи? Ты не хотел этого, никто не должен был знать, что ты используешь своих пациенток, подсаживаешь на таблетки, а потом заставляешь с тобой спать. Полагаю, это случилось после последнего аборта, когда Хакала угодил в тюрьму и она не могла обходиться без успокоительных. В такой ситуации тебе было легко заставить ее лечь с тобой в постель, спекулируя этими лекарствами!

— Да, я выписывал ей лекарства, а что в этом страшного? Я же врач, и они были ей показаны.

— Но нет таких показаний, по которым следует принуждать к сексуальной связи ослабленную, психически неуравновешенную женщину!

— Да она и сама прекрасно знала, что делает! — Самообладание Хельстрема начало его подводить. — Она крутила мной как хотела. Говорила, что ей со мной спокойно, будто с родным отцом. А на самом деле я был ей не нужен, она хотела только таблеток. А потом она встретила этого Руостеенойя и решила начать новую жизнь. Ха-ха, будто от этой зависимости так просто избавиться!

— Но она хотела попытаться освободиться от всего этого, а ты даже не дал ей шанса! — Я почувствовала, как во мне снова закипает ярость. Хельстрем молча побарабанил пальцами по столу и поинтересовался:

— Ну а что там с этой машиной? Что ты здесь придумала? — Из-под вежливого тона прорывалась плохо скрываемая ярость.

— Теему Лааксонен сказал, что у водителя были светлые волосы и на шее красная шаль Арми. У тебя поседевшая шевелюра, и когда на нее падает свет, она кажется совсем белой. Когда Маллу пришла в себя после операции, ты пожаловался ей на простуду. Наверное, ты просто нашел забытую Арми шаль и обмотал больное горло. А когда Арми стала восстанавливать события того дня, она вспомнила, что забыла ее в приемной.

— Я же врач. Разумеется, в этой ситуации я бы немедленно остановился.

— Если бы был трезвым. Мне рассказывали, что ты и сам балуешься лекарственными препаратами. Думаю, ты принял немало таблеток от гриппа, запил их вином и сел за руль. Поэтому-то ты и не справился с управлением. Ты не остановился и не поинтересовался, что произошло с женщиной; наверное, даже не разглядел, что это была Маллу. Это же преступление для водителя, а для врача вдвойне более тяжкое!

Я вспомнила серое постаревшее лицо Маллу, остановившееся время в ее доме и поняла, о чем со мной хотела поговорить Арми. Она думала посоветоваться, как ей лучше поступить в этой ситуации.

Хельстрем сунул в рот новую сигарету.

— У тебя нет никаких доказательств. — В его голосе отчетливо слышался страх.

— У меня есть два свидетеля. Один из них видел, как ты целовал Санну в приемной, а другой видел вас вдвоем на волнорезе. Надеюсь, он тебя узнает. И тогда твой рассказ о том, что ты не видел Санну в день ее смерти, будет выглядеть, мягко говоря, несколько странным.

— Да разве можно разглядеть человека за сто метров да еще в таком тумане? Это нереально. Тот старик просто не смог бы ничего разглядеть.

— Откуда ты знаешь, что это был старик? — Я сжала ремень рюкзака, в котором был спрятан маленький диктофон. Я знала, что данная запись не могла иметь законной силы, но все же какую-то роль в суде она, несомненно, сыграет.

— Старик или старуха, какая разница. Неуверенные показания старого больного человека не много значат.