Змея, что пьет гранатовую кровь

По обычаю, первую трапезу мы разделили исключительно с родителями, и на столе важное место занимал свежевыпеченный ароматный хлеб. Его испробовал каждый из присутствующих — в знак объединения семей.

Надо сказать, что мы с супругом оба — большие любители хлеба. Он в силу того, что суровые условия походов научили его ценить еду простую, но питательную, а я — мне просто нравится вкусно покушать, что уж скрывать. Было очевидно, что в приготовлению главного блюда приложили руку и моя матушка, и Мирабелла, потому неудивительно, что хлеб удался великолепно. Оттенки вкуса свежайшего сливочного масла, терпкой муки, меда.

После мы лакомились рисом с анисом и кардамоном, пили чай с имбирем и молоком, и постоянно в поле моего зрения попадал тяжелый перстень на собственной руке. Что же, думаю, я привыкну к этому. В конце концов, замуж я пошла по своей воле. Но… нелегко принять все эти изменения. Теперь у меня есть супруг, знания о том, как убивать максимально болезненно, и в перспективе — две подруги и участие в политической жизни двух миров — при полном моем к политике равнодушии. Впрочем, матушка и отец считали, что я справлюсь. И родители Аларика — также. Это, несомненно, вдохновляло.

Обед прошел в обстановке приятной и теплой. Я, будто мучимая голодом, наслушаться не могла, как говорит Аларик. Наглядеться не могла на его улыбку, темно-лиловые прожилки на веках и на почти ровную линию переносицы. Он сейчас такой близкий и понятный.

А что насчет того Аларика, который, едва ли не безумный, ломал кости верам, будто ореховые прутья, ласковым почти движением? Знаю ли я его?

Разделенные воспоминания предстают с кристальной точностью. Мерно падающие на голову принца капли воды — как растаявший снег на обнаженной земле. Пошевелиться, скованный, он не может, и бессилие прорастает шафранно-светлыми корнями в плоть, причиняя мучения гораздо большие, нежели металл.

Глубокие небольшие порезы, один за одним. Каризза смеется, и ее смех жемчугом рассыпаются по каменному полу. Вот сделать бы из жемчужин этих бусы и обмотать тонкую изящную шейку дряни, сдавливая, пока она не подохнет. Впрочем, принц и сам с этой миссией справился чудесно — в чем я вовсе не сомневалась. Если бы сомневалась в силе его духа, этот дроу не стал бы моим супругом.

Каризза могла сколь угодно долго поить Аларика зельями, рождающими в его сознании жуткие картины, сломать его в любом случае не удалось бы. Замечу, что сцена, призванная уверить дроу, что родители его убиты и подвергнуты расчленению, получилась анатономически недостоверной. Мой принц умеет контролировать свои страхи, сажать их в клетки с отметинами острых когтей на прутьях, а я — я прекрасно различаю оттенки цвета и запаха крови венозной, артериальной — и даже той, что наполняет печень в отдельно взятый момент.

Она действительно считала, что принц признает поражение?

Физические истязания, раны? Брось, милая. Ему иной раз сильнее во время обучения доставалось, я уж о походах не говорю. И шрамы очень ему идут.

Я знаю того зверя, что прячется в моем супруге. Этот зверь нашел в себе силы довериться мне, и я не могу обмануть это доверие. Их всегда было двое, а теперь — у них есть я.

Да, я определенно счастлива, что мой супруг многое открыл мне. Но все ли?

Я размышляю обо всем этом, а тем временем Аларик обсуждает способы очистки железистого песка с королем и моим отцом. Но эта тема захватывает его воображение не так, как то, чем мы могли бы заниматься сейчас вдвоем. Мои рассуждения и моя уверенность в нем невероятно его… радуют.

Все действительно хорошо, думаю я, делая глоток чая. Но несколько вопросов все же требуют ответов. Например, как Аларик попал в плен? И почему не использовал свои силы для того, чтобы вырваться, сразу же?

***

И если уж отныне мы — единое целое, то… Действовать я решила нежностью и хитростью. Уверена, супруг против не будет.

Поцелуй опалил мои губы сразу, как мы вновь оказались в нашей спальне. Я обняла моего принца и решила не корить себя, что нас ждет несколько дней блаженного отдыха. Все же это наше право.

Прикосновения к моей коже, почти благоговейные. Шрамы на плечах Аларика — как переплетение тонких можжевеловых ветвей. Мне нравится яшмовая твердость его члена и ощущение, когда он заполняет меня. Глубоко, медленно, и я беззастенчиво пью его ласку, его силу. Целую его скулы. Мне нравится ощущать свою власть над ним — и его власть надо мной. Сладкий стон…

Громкий, полный злости крик.

— Уноси ее! Быстро!

Что там говорил дроу насчет торговых дел? Он солгал.

Северный ветер решил позабавится, по всей видимости. Именно от него жрец узнал обо мне и о том, что происходит в Танаисе.

И что же Камео? Я вижу его губы, на них капли теплого дождя, что пахнет медуницей.

— Хаан хочет, чтобы ты был там.

Мог ли жрец промолчать? Несомненно.

Но он не стал молчать. Его боль делает капли дождя горькими.