Змея и Крылья Ночи (ЛП)

И когда голос в моей голове прошептал: Он прав. Разве этого недостаточно?

Это был не голос Винсента.

Это был мой голос.

Грань между гневом и печалью так тонка. Я поняла, что страх может превратиться в ярость, но ярость может так легко превратиться в опустошение. Разрывы паутиной расползались по моему сердцу.

— Должно быть что-то, чего я не вижу. Он не мог… Он бы не…

— Почему нет? — прошипел Райн, его рот искривился в ненавистной усмешке. — Ришанские жизни. Человеческие жизни. Ты думаешь они что-то значат для него? Почему тебе так трудно в это поверить?

— Потому что я планировала вернуться за ними. — Я не хотела говорить это вслух. Но слова были слишком близко к поверхности, готовые выплеснуться наружу. — Потому что он знал. Когда я стану его Кориатой, я планировала вернуться, и он знал, что я…

Райн застыл на месте. Его хватка сжалась вокруг моей руки, затем резко разжалась, и он встал, выпрямившись.

— Кориатой? — спокойно сказал он.

У меня отвисла челюсть.

— Не говори ему об этом, — прошептал Винсент мне на ухо.

Но я и так уже позволила Райну увидеть слишком много. Как всегда. Как всегда, он это принимал. И он не мог не услышать то, что я сказала, то, что я показала ему на этот раз.

— Кориатой? — В его голосе была та же опасность, что и в звуке вынимаемого из ножен клинка. — Ты собиралась попросить Ниаксию об узах Кориатиса?

Осуждение сквозило в каждом слоге, как острый укол вонзающийся во все мои ноющие раны.

— Я недостаточно сильна, чтобы идти туда в своем нынешнем состоянии, — огрызнулась я. — И он знал это так же хорошо, как и я.

Райн только рассмеялся, мрачно и беззлобно.

— Гребаные узы Кориатиса. Ты собиралась стать Кориатой Винсента и отправиться в Салины, чтобы освободить своих человеческих родственников. Ты собиралась связать себя с ним, чтобы стать героиней.

Насмехался ли он надо мной? Или тон был настолько необычным, что слова вслух прозвучали как насмешка?

Я сказала:

— Мы все делаем то, что должны…

— Ты слишком умна для этого, Орайя. Ты знаешь, сколько людей остались в Салинах? Почти ни одного. Потому что твой отец забирал их, как и все ресурсы Салины, последние двадцать долбаных лет.

Ресурсы. Как будто люди были фруктами или зерном.

Нет. Это было неправдой.

— Территория Ришана была защищена. Он не мог…

— Защищена, — прошипел Райн. — Думаешь, что человеческие районы «защищены»?

Правдивость его слов проскользнула сквозь пластины моей брони, как слишком острый клинок. Когда мои пальцы сжались, я почувствовала, как на моих ладонях застыл пепел того, что когда-то было городом Салины.

Я никогда не видела Райна таким. Его ярость напрягала каждую линию его фигуры. Это было не так, как когда я видела его в жажде крови, это нервировало, но это было ужасающе. Он просто стал абсолютно неподвижным, каждый угол его тела застыл, даже дыхание было слишком ровным. Словно каждая ниточка мышц должна была объединиться, чтобы сдержать то дикое существо, что билось внутри, видимое только в нарастающем огне его ржаво-красных глаз.

— Он послал тебя в Кеджари, — сказал он, — пообещав, что ты станешь героиней, и все для того, чтобы он мог использовать тебя? И все ради этого?

— Он заставляет тебя делать это, — сказала мне тогда Илана.

Я была так зла на Винсента. Больше, чем когда-либо. И все же, я быстро бросилась на его защиту, как будто каждый выпад против его характера ударил и по мне.

Я вскочила на ноги, и в ответ почувствовала боль в только что зажившем животе.

— Использовать меня? — насмешливо спросила я. — Он отдает мне свою силу. Дает мне…

— Ты не можешь быть настолько наивной. Отдать тебе свою силу и забрать твою. Заключить сделку с богиней, чтобы ты никогда не могла причинить ему вред. Никогда не действовать против него. И он послал тебя в эту грязную помойную яму, чтобы сделать это. Какой святой, любящий отец…

Мое оружие вылетело прежде, чем я успела остановить себя.

— Хватит, — прошипела я. — Хватит.

Винсент дал мне все.

Он взял меня к себе, когда ему это было не нужно. Он заботился обо мне, когда никто другой не заботился. Он сделал меня сильнее себя, даже когда я не хотела этого. Он превратил меня в то, чего стоило бояться.

И самое главное, он любил меня.

Я знала это. Райн ничего не мог сказать, чтобы убедить меня в обратном. Любовь Винсента была правдой, подобно луне на небе.

Райн даже не взглянул на мои клинки. Его глаза встретились только с моими. Он сделал еще один шаг.

— Он убил их всех, — тихо сказал он, и лишь на мгновение ярость в его глазах сменилась горем. Горе за ришан, за его народ. Горе за людей, за мой народ. И горе за меня. — Он убил их всех. Они были для него лишь инструментом или препятствием. Неважно, что он тебе обещал. Что он тебе сказал. Это правда.

Вид печали Райна поразил меня слишком сильно. Я покачала головой, слова застряли в горле.

— Ты должна задать себе несколько трудных вопросов. Почему он боится тебя, Орайя? Что он от этого получит?