Змея, крокодил и собака (ЛП)

– Нет красных роз? – осведомился Эмерсон с улыбкой. – Я не позволю тебе принимать красные розы от джентльменов, Пибоди.

На языке цветов красные розы означают страстную любовь. Успокаивало то, что он шутил над вопросом, когда-то вызывавшим у него ревнивый гнев. Во всяком случае, мне так показалось.

– Они белые, – кратко ответила я. – Интересно, кто... Ах, вот и карточка. Мистер Винси! Джентльменский жест, на мой взгляд. У меня и минуты не выдалось поговорить с ним. Кстати, Эмерсон, я хотела спросить – о какой позорной сделке ты говорил?

– Сокровища Нимруда^[65]. Ты должна была читать об этом.

– Что-то припоминается, но газеты писали об этом много лет назад, ещё до того, как у меня возник интерес к археологии. Кажется, изрядное богатство: золотые и серебряные сосуды, ювелирные изделия и тому подобное. Насколько я помню, клад был продан в Метрополитен-музей^[66].

– Правильно. Но газеты не сообщали – благо им хорошо известны законы о клевете – о подозрениях, что Винси был агентом, с помощью которого музей и приобрёл коллекцию. Он вёл раскопки в Нимруде для немецкого миллионера Шамбурга.

– Ты хочешь сказать, что он нашёл золото и не сообщил об открытии ни своему покровителю, ни местным властям? Возмутительно!

– Возмутительно, но не обязательно незаконно. Законы о принадлежности древностей и собственности на скрытые сокровища были тогда ещё более неопределёнными, чем сегодня. В любом случае никаких доказательств не нашли. Если Винси продал добычу в «Метрополитен», он сделал это через посредника, и музей не волновался по поводу необходимости объяснять сделку.

Я видела, что Эмерсон забеспокоился. Он постучал трубкой, пошевелил ногами и снова протянул мне карту. Тем не менее, я упорно продолжала:

– Вот почему я не знакома с археологическими успехами мистера Винси. Одно лишь подозрение в подобной непорядочности…

– Положило конец его карьере, – закончил Эмерсон. – Никто больше не обратится к нему. Хотя он и подавал большие надежды. Начал с египтологии – хорошо поработал в Ком-Омбо^[67] и Дандаре^[68]. Шли разговоры... Но почему мы сидим здесь и фаддличаем (сплетничаем), как парочка старух? Одевайся и идём.

Он встал и потянулся. И тем самым подчеркнул все достоинства своей фигуры: ширину груди и плеч, стройность и мускулистость ног. Я подозревал, что он сделал это, чтобы отвлечь меня, поскольку Эмерсон хорошо осведомлён о моей приязненной оценке его эстетических качеств. Однако я настойчиво продолжала спрашивать:

– А случайно не ты вытащил его злодейские дела на свет Божий?

– Я? Разумеется, нет. На самом деле я защищал его, указав, что другие землекопы, в том числе некоторые официальные лица Британского Музея, точно так же недобросовестны в используемых ими методах добычи древностей.

– Вот это аргумент, Эмерсон! Я просто поражена!

– Сокровищу лучше находиться в «Метрополитене», чем в какой-то частной коллекции.

– Ещё менее убедительно.

Эмерсон отправился в спальню. Именно таким образом он намекал, что больше не желает обсуждать этот предмет. У меня был, однако, ещё один вопрос:

– Почему ты заговорил с ним так грубо? Все остальные готовы были предать прошлое забвению...

Эмерсон резко повернулся. Его мужественное лицо пылало честным негодованием.

– Я, грубо? Ты ничего не знаешь о традициях мужского разговора, Пибоди. Это была просто дружеская шутка.

* * *

Последующие дни протекали очень приятно. Давно уже у нас не было возможности просто бродить по Каиру, возобновляя старые знакомства, сидеть в кофейнях, споря с маститыми университетскими учёными, исследовать книжные лавки на базаре. Мы провели вечер со старым другом, шейхом Мухаммедом Бахсором, и наелись до невозможности. Отказаться от чрезмерного угощения было бы невыносимым нарушением хороших манер, хотя я знала, что в итоге мне придётся всю ночь терпеть храп Эмерсона. (Он всегда храпит, когда объедается.) Шейх был разочарован, узнав, что Рамзеса с нами нет, и неодобрительно покачал головой, когда я объяснила, что мальчик остался в Англии продолжать своё образование.

– Чему полезному его могут там научить? Пусть он приедет ко мне, Ситт Хаким, и я научу его ездить верхом, метко стрелять и управлять людскими сердцами.

Месье Лоре, директор Ведомства древностей, находился в Луксоре, поэтому мы не смогли навестить его, как полагалось. Но мы провели массу времени с другими коллегами, постоянно обновляя сведения о современном состоянии археологических раскопок и доступности обученного персонала. Как-то раз мы обедали с преподобным Сейсом на его дахабии, чтобы повидаться с учеником, на которого он возлагал большие надежды. «Иштар» и вполовину не была так хороша, как «Филы», моя любимая дахабия, но пробудила болезненные воспоминания о том незабываемом путешествии.^[69] Я не смогла сдержать вздоха, когда мы ушли, и Эмерсон вопросительно взглянул на меня:

– О чём задумалась, Пибоди? Неужели тебя не впечатлила квалификация мистера Джексона?

– Он кажется умным и хорошо подготовленным. Я думала о прошлом, мой дорогой Эмерсон. Помнишь...