Змея, крокодил и собака

– При чём тут моя борода? – Эмерсон, защищая, с силой вцепился в обсуждаемый предмет. – Оставьте её в покое, уж будьте так любезны. Я допускаю, что кто-то, судя по всему, проявляет дерзкий интерес к моим личным делам, но не так определённо, как вы...

– Как он может проявлять интерес? Он не знает ничего – за исключением того, что в этом месте хранятся невероятные богатства...

– Вы всегда перебиваете людей, когда они говорят?

– Не больше, чем вы. Если они продолжают...

– Я никогда не перебиваю! – рявкнул Эмерсон. – Будьте добры, разрешите мне закончить то, что я хочу сказать.

– Будьте добры, заканчивайте, – огрызнулась я.

Эмерсон глубоко вздохнул.

– Да, есть люди, затаившие злобу на меня. Я не стыжусь этого, наоборот – этот факт заставляет меня испытывать скромную гордость, потому что во всех случаях их негодование проистекает вследствие моего вмешательства в их незаконную или аморальную деятельность. Кроме того, я, как вы, возможно, заметили, сдержанный, благоразумный и молчаливый человек. Я не говорю людям всё, что знаю. Я не собираюсь триумфально извещать о своих познаниях целый мир. Я никогда не открываю рта, если только...

– О Боже праведный! – воскликнула я, вскочив. – Я вполне согласна с предложенной вами предпосылкой, и незачем было так долго её излагать: несомненно, существуют десятки людей, желающих убить вас по десяткам разных причин. Вам нужны доказательства того, что конкретный человек охотится за конкретными сведениями? Я предоставлю вам доказательства. Следуйте за мной.

У него не было выбора: либо повиноваться, либо оставить своё любопытство неудовлетворённым, потому что, говоря, я одновременно шла к двери. Тяжело ступая и бурча себе под нос, он следовал за мной, пока я не добралась до своей комнаты и не распахнула дверь.

– Здесь?! – воскликнул он, отшатнувшись назад. – Я отказываюсь...

Взволнованная, удивлённая и раздражённая, я обошла его сзади и подтолкнула.

– Если я позволю себе какую-нибудь грубость, можете позвать на помощь. Когда вы увидите, что я вам покажу, то поймёте, почему я предпочитаю не выносить это из комнаты. Садитесь.

Бросив взгляд на кровать с балдахином, как способную выпустить бугристые щупальца, чтобы схватить его, Эмерсон обошёл её и осторожно опустился на стул. Он застыл, когда я подошла к кровати, но немного расслабился после того, как я вытащила коробку из-под матраца и вручила ему.

Взглянув на содержимое, он слегка присвистнул, но воздержался от комментариев, пока тщательно не осмотрел оба скипетра, и когда он поднял глаза на моё лицо, они сверкали прежним синим огнём археологической лихорадки.

– Если это подделки, то самые лучшие из всех, что я когда-либо видел, а вы с Вандергельтом пошли на нешуточные затраты, чтобы обмануть меня.

– Они настоящие. Мы не обманываем вас. Даже Сайрус не видел их, Эмерсон. Он знает об этом не больше, чем наш неизвестный враг, который собрал те же улики, что и Сайрус...

– Неизвестный? Не для меня.

– Как? – воскликнула я. – Вы узнали его?

– Конечно. Он отпустил бороду, покрасил её вместе с волосами, и выглядел старше... вернее, – задумался Эмерсон, – так и следовало ожидать, поскольку он и есть старше. Никаких сомнений. Ну-ну. Это объясняет его не укладывающееся в рамки поведение. Я не мог себе представить, почему он так злобно ведёт себя, поскольку я был одним из тех немногих, кто защищал его. Какой печальный мир, когда жадность оказывается сильнее, чем благодарность, и жажда золота заставляет забыть о дружбе…

– Мужчины на редкость наивны, – провозгласила я. – Самая распространённая реакция на оказанное добро – негодование, а не благодарность. Он, вероятно, ненавидит вас даже больше, чем осуждавших его. Значит, это был мистер Винси. Мне показалось, что я узнала его голос.

– Вы знаете его?

– Да. А вот его кот. – Я указала на Анубиса, свернувшегося на диване. – Он попросил нас – к чёрту его наглость! – заботиться о животном, пока он будет в Дамаске.

– В Дамаске он, конечно, не был, – согласился Эмерсон. – Хорошо, давайте перейдём к делу вместо блуждания по женской привычке вокруг да около. Винси находится на свободе, и было бы крайней небрежностью полагать, что он откажется от своего замысла. А сейчас у него ещё больше поводов досадовать на меня – после того, как я так изящно покинул его. Я мог бы... Что случилось? Вы поперхнулись? Выпейте стакан воды и перестаньте отвлекать меня.

Момент явно не благоприятствовал напоминанию, что побег Эмерсона не был ни изящным, ни осуществлённым им самолично. Захлёбываясь негодованием, я хранила молчание. Эмерсон задумчиво продолжал:

– Я мог бы выследить и поймать его, наверно, но будь я проклят, если позволю ему вмешиваться в мою профессиональную деятельность больше, чем он уже сделал это. Если я ему нужен, он явится за мной. Да, так будет лучше всего. Я могу заняться своей работой, а если он вернётся, я с ним разберусь.