Змея ползла, Леварт шел за ней. Истлевшие кости хрустели и рассыпались под подошвами его сапог.
Пещера сокровищ сужалась, переходя сначала в извилистый, а потом прямой коридор. Он шел теперь сквозь строй скульптур, статуй, кариатид и канефор. Изображающих женщин с завораживающими формами. И пробуждающими страх лицами. Ужасно искривленные, демонические, насмешливо оскаленные маски вампиров, химер, кикимор и ламий.
Строй кариатид сопровождал их в очередную пещеру, меньшую и округлую. В том месте, где падающий через отверстие в своде луч давал самый яркий свет, поднимались, подобно менгирам, четыре ослепительно голубых блока лазурита, каждый в человеческий рост. Пятый блок, плоский, напоминающий катафалк, лежал между ними. За ним Леварт увидел статую. Скульптура изображала крылатую женщину, причесанную по персидской моде, украшенную четырехугольными серьгами, звездной короной и плащом, ее поддерживали двое животных, казалось, взбирающихся на ее бедра.
Змея вползла на лазуритовый катафалк, свернулась, высоко подняв голову, и замерла неподвижно, как уреус. Леварт почувствовал пульсацию в ушах и нарастающий звон. Он подошел ближе. Достаточно близко, чтобы увидеть, что скульптура женщины с персидской прической стояла среди нагромождения человеческих черепов и рассыпанных рубинов, краснеющих, как капли крови. Змея завертелась в быстром танце, при этом ее голова и верхняя часть тела оставались неподвижными, а двигалась только нижняя часть, находящаяся на лазуритовом катафалке. Звон в ушах Леварта нарастал. Потом превратился в шепот, в слова. Шипящие, звенящие, сотканные из множества голосов, гармонически сплетающихся между собой.
Падающий на лазурит столб света еще сильней осветил центральный камень, окружающий мрак еще больше сгустился. Из мрака кто-то вышел.
— Ты не достоин. Ты не достоин ее милости. И того, что тебе дают.
Лейтенант Богдашкин, догадался Леварт. Погибший лейтенант Богдашкин. В порванной и грязной форме. С окровавленным, кое-где ободранным до живого мяса лицом.
— Хочешь занять принадлежащее мне место, получить принадлежащие мне дары и привилегии. Ты пришел украсть. Ты вор, прапорщик.
— Это ее выбор, — сказал Валун, сержант Валентин Трофимович Харитонов. В обожженной, испачканной нефтью и кровью песчанке. Он вынырнул из темноты, но лица его не было видно, осталось во мраке.
— Это ее выбор, — повторил он. — Он наделен благодатью выбора. От этой благодати не отказываются.