Змеиная кожа

— Я не к вашим… — сказала Надя. — Мне к бомжу Ване — на кухне работал, он без памяти, безденежный, зачем он вам…

— К Ване-то? — удивилась почему-то уборщица.

Надя умоляюще сложила руки.

— К Ване, пожалуйста, я не собираюсь в бизнес вмешиваться, с Вани же толку никакого, ни денег, ничего… я заберу его, вам лучше будет, пожалуйста…

Уборщица вздохнула и перевернула метлу.

— Помер он.

— Как… помер?

— На той неделе. Видно, сердце прихватило. Нездоровый человек, и образ жизни… А вообще, не знаю, не врач…

Она помедлила и прожгла Надю, под которой подломились ноги, подозрительным, но наметанным взглядом.

— Точно к нему? Подожди… — она юркнула по лесенке и пропала.

Через пять минут открылась дверь, и к рыдающей Наде вышла другая женщина — в белом халате поверх делового костюма, с профессионально доверительным выражением — служащая рангом выше, чем привратник.

— Что ж вы сразу не сказали, — проговорила она вежливо. — Пройдите…

Надя не помнила, как оказалась в темной комнатке и как перед ней разворачивали бумаги, твердя:

— Извините, родственники донимают, ошибка вышла… А насчет Вани — вот свидетельство… скорую вызывали… доктор сказал — удивительно, как человек долго выдержал… из жалости держали, нашему заведению лишний скандал — труповозка у ворот, но долг мы выполнили… изношенный организм, алкоголь, знаете ли…

— Не пил он! — воскликнула Надя. — Не пил никогда!

Ей совали под нос едкие ватки, стаканы с водой, отдающей ментолом. У кого-то в руках возник шприц, взлетела струя, сопровождающая выдавливаемый воздух, и Надя бросилась к выходу.

После долгих мытарств, выяснений, кружений по городу в поисках следов она без сил вернулась домой и уверилась, что жизнь уходит из тела. Она лежала пластом и не обращала внимания на Аллину суету, на истерические разговоры по телефону, а просто лежала, и ей казалось, что реальности нет, она исчезла окончательно, и кошмарный сон перетек в тяжелые токсичные видения.

На следующее утро приехала Юлия Андреевна — седая, исхудавшая, измученная дорогой в дешевом плацкарте. Обнялась с Аллой:

— Доченька, горе-то какое… Бедная моя…

Надя, через силу вышедшая встречать маму, вяло сморщилась.

— У вас-то что за горе?

Юлия Андреевна укорила дочь:

— Как тебе не стыдно.

— Не стыдно, — ответила безучастно Надя и удалилась. Ей слышно было, как Алла приглушенно скулила:

— Я не могу с ней. Озверевшая совершенно. Мне кажется, — она перешла на шепот, — она Руслана ненавидела. Ей-богу. Она притворялась, она ненавидела его…

Юлия Андреевна утешала, как могла:

— Аллочка, ты несправедлива. Подумай, какая чудовищная травма. Она же чудом уцелела. На ее глазах такое… Не слушай, она не понимает, что говорит.

— Все понимает. Не могу я с ней. Не прощу. Сколько она надо мной измывалась. Где ее муж? Почему она к нему не идет?..

— Понимаю, понимаю, успокойся… — причитала Юлия Андреевна.

— Я с ней жить не смогу. После всего, что было… Она так смотрит…

— Время, — вздохнула Юлия Андреевна. — Время лечит, милая. Пройдет… Все устаканится… Вот вернется папа…

Днем раздался звонок в дверь. Открыла Юлия Андреевна. Вошел, сдержанно раскланявшись, Матвей Захарович, за ним выдвинулись из темноты три человека. Надя, увидев этих людей из комнаты, попятилась, решив, что будут убивать.

— Мы к Алле Александровне, — поведал Матвей Захарович. В руках он держал пухлую кожаную папку. Остальные трое кивнули. Явилась недоумевающая Алла.

— Алла Александровна, — мягко обратился к ней Матвей Захарович. — Вы же не претендуете на то, что вам не принадлежит?..

Переместились в комнату, Матвей Александрович разложил бумаги на столе, жестом фокусника извлек ручку и принялся указывать Алле места для подписи. Трое сопровождающих неподвижно занимали пространство и наблюдали. Все происходило быстро и само собой.

— Бизнес не должен страдать, — объяснял Матвей Захарович. — Вы же не имеете отношения к его бизнесу, Алла Александровна… здесь… и здесь…

— Квартира наша! — выкрикнула Надя. — Не его, он ни при чем! Ее отец получал!

Матвей Захарович вопросительно замер с полусогнутой спиной. Один из троих пронзил Надю белесым, мутным взглядом, облизнулся тонким языком, как змея, и сообщил:

— Квартира вдове остается. Не на улицу же выгонять…

Матвей Захарович кивнул, посмотрел на старшего вопросительно, выудил из папки и положил перед Аллой конверт.

— Это, так сказать, жест доброй воли, — объяснил он.

Старший снова облизнулся и растолковал:

— Пособие. По потере кормильца.

— Да, — продолжал Матвей Захарович. — На первое время. Я смотрю, у вас обстановка… — он брезгливо оглядел разбитую мебель и валяющиеся в беспорядке тряпки и степенно укорил: — Хотя, между прочим, все это — результат самодеятельности покойника. Так сказать, побочной деятельности…

Он застегнул папку, все развернулись и косяком двинулись на выход. У двери Матвей Захарович остановился и мельком заметил Надю, Посмотрел на нее строго.

— Надя, поверь мне: я сделал все, что мог.

Помолчал и добавил:

— Вот уж не думал, что Руслан — человек с двойным дном. Все-таки прошлое тянет. Особенно такое… — Он подобрался и отчеканил по-военному: — Соболезную.