- И в ней тоже ж, - Татьяна Сергеевна долила из самовара горячей воды, разбавив её заваркой. – Еще когда свадьбу гуляли, мне не понравилась. Заявилась хозяйкою и давай нос совать туда да сюда. Все вынюхивала, выглядывала, что да где. Кривилась все, что, дескать, бедновато тут. Можно подумать, у самое богаче. А главное, кривиться кривилась, но дочку скоренько из дому выпихнула. Будто люди не видят и не знают. А люди все видят. Забоялась Машка, как бы новый муженечек ейный на доченьку-то не стал заглядываться. Все крутилась, вертелась. И Ингу шпыняла. То она не так стоит, то не так говорит, то одела не то…
От чая пахло травой.
Да травой он и был. Кипрей вот, липовый цвет и ромашка. Ветки смородины да сухие нити донника.
- Инга при мамашке-то и рот открыть боялась…
- Выходит, сбежала из дому? – уточнил Бекшеев.
- Может, и сбежала… а может, и вправду любовь приключилась. Главное, что мамашка еёная очень тому радовалась, да… - Татьяна Сергеевна вздохнула и головой покачала. – Оно-бы, может, и сложилось бы, но Михалко попивать начал. Не скажу, что он до свадьбы тверезым был, нет… мужик же ж. Все посядут, а ему чего, в стороночке стоять? И он посядет. Там рюмашку, тут две… после три и четыре.
Которые перерастают в пять и шесть, а там уже и рюмашками считать бесполезно.
- Но и ладно бы… бывает. Мой супруг покойный тоже вон не трезвенником был… но не часто себе позволял. Да и выпивши, смирен становился. Михалко же ж из буйных. Кровь дурная, водкою разгонит, она и горит, и разум затмевает. Вот и выходит, что выходит… то с соседом подрался, то пьяным палить начал и так, что в жандармерию попал. То еще чего учудил. С работы его попросили, ну, после случая с жандармерией. Он и плюнул, ушел, дескать, всюду найдет. Только не ладилось. Так-то мужик хороший, рукастый, да водка проклятая все портит…
Будто кто её силой ему заливал. Но я отворачиваюсь, чтобы не портить Бекшееву дело. Он кивает и о чем-то спрашивает…
- Не, руку он не сразу поднимать стал. Он-то Ингу любил крепко. Но и ревновал. Вот от ревности и случалось. Сперва кричал… после одного разу сорвался. Она ко мне побежала, прятаться. Ревела… клялась, что уйдет.
- Не ушла.
- А куда ей? Машка-то назад точно не приняла бы. Своего дому у ней нету… ну а мой… разве ж это дом? Вон, Михалко в двери колотился, мало что не вынес. Я уж ему и так, и этак… нет, старая я… потом-то помирились. Он, как в тверезость возвернулся, так каялся крепко, на коленях стоял, прошение испрошая. Руки целовал, клялся, что никогда боле.
Только клятва эта держалась до следующей пьянки.
И потом приносилась новая.
Еще одна…
- Я уж и его ругала, и ей говорила, что не дело то… и Машке.
- А она тут каким боком? – не выдержала я.
- Так ить повадилась хаживать. В гости, стало быть и с бутылочкой. Она-то самогонку гонит… - Татьяна Сергеевна провела пальцами по краю стола, приглаживая скатерть.
- Это запрещено, - сказал Бекшеев.
- Может, и запрещено, но все-то знают, с чего Машка-Синюшка богатеет… небось, муженек ейный, с сыночками что ни день, то в лес ездют, и не за грибами… там у них заимка, там и варят. А она продает. Зятька-то к делу тоже пристроила… вроде как помощь оказала. Разливать там, возить…
Помощь? Алкоголика к водке?
- Он вовсе каждый день стал… а она что, не видела? Видела. И понимала. Только не пожалела ни его, но дочки родной…
- Зачем ей это? – то, что варили самогон, меня не удивляло. Это Бекшеев может и дальше пребывать в плену заблуждений относительно общей законопослушности населения и человеческой порядочности. И то мне кажется, что он давно уже все понял, но упрямится исключительно из врожденной вредности.
- А кто ж её знает… норов паскудный. Может, думала, домик прибрать. Дом-то хороший, крепкий… хотя у ней не хуже, а то и лучше. А может, поверила, что богатства Михалко припрятал, золотишко там.
- Откуда.
- Так, - Татьяна Сергеевна улыбнулась беззубою уродливой улыбкой. – Тут же ж как… воевать воевал. На немцев ходил. До самого этого их… Берлину дошел. Стало быть, не пустым вернулся…
Глава 18 Аспид
Глава 18 Аспид