Я смотрела на Лилиас и чувствовала, как на глаза мои наворачиваются слезы.
– О, Лилиас, – проговорила я, – твой отец чудесный человек.
– Я согласна с тобой, – ответила она.
Однако ответ лейкмирского викария заставил меня задуматься о собственном отце. Я всегда считала его порядочным и достойным человеком. Но после того как он изгнал Китти и оставил безнаказанным Хэмиша, кроме, возможно, словесного внушения, мое представление о нем изменилось.
Отец всегда казался далеким от всего. В прежние дни я полагала, что он слишком возвышен и его никак нельзя считать одним из нас; теперь я начала думать иначе. Как мог он проявить такую черствость к другому человеческому существу и вытолкнуть Китти в жестокий мир, сохранив при себе ее соучастника по преступлению лишь потому, что тот был хорошим кучером? Он действовал в согласии не со справедливостью, а с собственными прихотями. Образ доброго и благородного человека в моем представлении изрядно потускнел.
С мамой я могла бы обо всем этом поговорить. Такое не могло случиться, будь она с нами. Она не позволила бы выгнать на улицу человека, которому некуда податься.
Я испытывала тревогу и смутные опасения.
Однажды отец послал за мной и, когда я вошла к нему в кабинет, взглянул на меня с легкой насмешкой.
– Ты взрослеешь, – проговорил он, – и скоро тебе исполнится семнадцать, так ведь?
Я кивнула, охваченная ужасом, что слышу прелюдию к отставке Лилиас, услуги которой якобы больше не требуются и потому она должна быть так же поспешно уволена, как Китти.
Однако я неверно истолковала его намерения, ибо он устремил взор на шкатулку, стоявшую на столе. Я хорошо ее знала. В ней хранились драгоценности мамы. Она не раз показывала их мне, вынимая вещицу за вещицей и рассказывая о каждой.
Там было жемчужное ожерелье, которое отец подарил маме на свадьбу. Потом – кольцо с рубином, доставшееся маме от ее матери. Еще я помнила украшенный бирюзой браслет, бирюзовое ожерелье ему в пару, две золотые и одну серебряную броши.
– Все это будет твоим, когда ты вырастешь, – сказал он мне, – а ты сможешь передать драгоценности своей дочери. Приятно представлять, как эти безделушки переходят от поколения к поколению. Ты согласна?
Я снова кивнула.
Отец вынул жемчужное ожерелье и подержал его в руках. Мама говорила, что в нем шестьдесят жемчужин, а застежка сделана из настоящего алмаза в оправе из нескольких мелких жемчужин. Я видела ожерелье, да и другие украшения из шкатулки на маме всего несколько раз.
– Мама хотела, чтобы все это стало твоим, – заговорил отец. – Думается, ты еще слишком молода для драгоценностей, но, на мой взгляд, это не относится к ожерелью. Ты можешь взять его себе. Говорят, что, если жемчуг не носить, он теряет блеск.
Я взяла ожерелье из его рук с чувством облегчения. Отец считал меня чересчур молодой для драгоценностей, значит, я еще не созрела для расставания с Лилиас. Правда, само жемчужное ожерелье тоже доставило мне радость.
Я надела его на шею и с глубокой печалью вспомнила маму.
Когда я снова была с Лилиас, она сразу же заметила ожерелье.
– Какая чудесная вещь! – воскликнула она.
– Это мамина. Есть еще броши и несколько других украшений. Они тоже мои, но отец не считает меня достаточно взрослой для них. А жемчуг портится, если его не носить.
– Я слышала об этом, – сказала Лилиас. Она любовно поглаживала жемчужины, я сняла ожерелье и протянула ей.